Шестое действие
Шрифт:
– А я, как тогда, могу повторить: «При чем здесь Фораннан?»
– Корнет вот не поймет, а тебе, возможно, кое-что известно о Камне Захарии?
Гарб посмотрел на собеседника поверх очков.
– Конечно, я слышал о нем. Кровь праведника Захарии, отца Иоанна Крестителя, пролитая убийцами, обратилась в драгоценный камень. Это была главная святыня Фораннана… Погоди, погоди!.. кровь, ставшая камнем… Камень Крови?
– Верно.
– Но камень Захарии лет двести как пропал… и вообще в этой истории вымысла больше, чем правды. Например, до сих пор
– Предполагаю. Тебе известно, когда и как пропал Камень Захарии?
– В общих чертах. Этому учат в школе. Камень хранился в монастыре Святого Бреннана, и раз в году его выносили на всеобщее обозрение. Когда в Фораннане случилось восстание ткачей, которые, ко всему прочему, были еще иконоборцами, то есть любителями пограбить церкви, монастырь сожгли. После подавления мятежа камень не нашли, хотя пытали чертову уйму народу. Считается, что он сгинул в огне…
– А кто подавил мятеж, вам в школе не говорили?
– Если говорили, я тот урок пропустил. Хотя полагаю, что без имперских войск не обошлось.
– Правильно. А возглавлял их дальний родственник тогдашнего императора, граф Свантерский. Видишь ли, я выяснил это, когда мне стал известен список реликвий, представленный на совещании у примаса Эрда. Там говорилось, что дарохранительница Орана принадлежала раньше графам Свантера. А сам Оран успел рассказать мне накануне смерти, что у Свантеров реликварий перекупили Роуэны.
– Вот, значит, как.
– Теперь уже не установить, кто сжег монастырь – мятежники или имперские войска. Вину всегда сваливают на побежденных. Но как бы ни попал камень к графу Свантеру, он был северянин, и до эрдских верований ему не было дела. Камень Захарии он рассматривал как законную военную добычу.
– Но он украсил им ковчег для святых даров!
– А одно другому не мешает. Мало ли святынь украшали награбленным… Потом о происхождении драгоценности забыли, и когда в прошлом веке дарохранительницу приобрели Роуэны, они даже не подозревали, что заполучили. И вот представь себе, последний из Роуэнов, претендующий на знакомство с тайными силами, узнает, что именно его родитель выпустил из рук вместе с мануфактурами и литейными заводами. Как он должен поступить?
– Не представляю. Камень Захарии – христианская святыня, а эта публика корчила из себя язычников. Для чего им камень – ума не приложу. Разве для того, чтоб глумиться над ним… но Вьерна Дюльман о чем-то ином талдычила.
– Вот в это все и упирается. Мне приходилось читать, что Камнем Захарии святыня стала называться лишь в поздние времена. До крещения Карнионы она была известна язычникам под именем Камня Крови. И были с этим камнем связаны совсем другие поверья. Странные… иногда и страшные.
– Стало быть, завладев камнем, они хотели обрести могущество; шли на любое злодеяние, добились своего – и остались в дураках… точнее, в дурах. – Гарб потер лоб. – Хоть убей, все это по-прежнему представляется мне чушью. Неважно, сколько людей они убили, все равно я вижу перед собой кучку жеманных развратных баб и обабившихся мужчин, называющих себя мудрыми и посвященными. Если они владеют магией, то почему так облажались?
– Прежде всего, – ответил Мерсер, – ни в какие братства посвященных и сообщества магов я не верю. А повидал достаточно того, что рациональному объяснению не поддается. И убедился: человек, обладающий Даром, должен быть одинок. А те, кто сбивается в кучу, – это банда, как бы она ни называлась. Бандиты редко бывают умны, хотя в хитрости порой им не откажешь.
– Ну хорошо. – Флан Гарб вздохнул, взглянул на Хольтвика, тянувшего вино из бокала: заумные рассуждения того явно не трогали. – Банда так банда. Но двое злодеев остались на свободе. Роуэн и этот… как его, Вендель. И дарохранительница пропала…
– Ты хочешь, чтобы я занялся ее поисками?
– Нет. Разве только Карвер Оран захочет возвратить свое похищенное имущество. Тот это камень или не тот, никаких целительных свойств он не имеет. Иначе патрон был бы жив… Я нанимал тебя, чтобы ты нашел убийцу. И между нами нет счетов.
– Согласен.
– Теперь ты уедешь из Галвина?
– Скоро. Но не сегодня. Мы еще увидимся. – Мерсер поднялся. – Пойдемте, корнет, у меня есть дела в городе, и желательно, чтоб вы мне помогли.
Эверт вышел из-за стола с явной неохотой, но возражать не стал. Они попрощались с Гарбом и покинули особняк.
Мерсер решительно двинулся вперед, обогнул кабак, в котором когда-то слушал разговоры про привычки владельца литейного завода, и свернул в один из угрюмых переулков между лавками и мастерскими. Переулок этот кончался глухим тупиком. Убедившись, что с трех сторон их окружают высокие каменные стены, а в переулке, кроме них, никого нет, Мерсер обернулся к офицеру.
– Признаться, Эверт, я был удивлен, встретив вас у Гарба. Не потому, что такой бравый молодой человек, как вы, недостоин побывать в самом богатом доме Галвина. Но нынче утром, покинув крепость, я встретил конный патруль, который отправился по приказу капитана за пределы города. Во главе патруля был корнет Хольтвик. И я сомневаюсь, что при всей вашей молодости и расторопности вы способны одновременно пребывать в двух местах. – Он оставил издевательскую учтивость: – Вот что, Анкрен, может, хватит морочить мне голову?
7. Саморазоблачения
Как и в прошлый раз, Мерсеру не удалось увидеть, как свершается преображение. «Корнет» закрыл лицо руками и прислонился к ближайшей ограде, отбрасывавшей густую тень. Когда ладони были отняты от лица, черты его уже полностью преобразились. И только после Мерсер заметил, что офицерский мундир обернулся тускло-зеленым кафтаном, а жесткая черная шляпа – фетровой, с заломленной тульей.
– Опять ты меня раскрыл, – тихо сказала Анкрен. – И смотрю, по правде, ты не слишком удивлен…