Шестой грех. Меня зовут Джейн (сборник)
Шрифт:
Людмила открыла дверь, заглянула в комнату и замерла. Потом, пробормотав что-то, пожала плечами и повернулась к нам:
— Послушайте, я ничего не понимаю… Его здесь нет!
— Кого? — спросила я.
— Леши… Он лежал вот здесь! На полу! Когда мы с ним ругались, я сидела на кровати, а он стоял вот тут. Он говорил мне ужасные вещи… Господи, вот оказалась я в этой комнате и сразу же все вспомнила… Вот, видите, у меня даже щеки покраснели. Дура! Ну какая же я дура!
— Как оказалась здесь эта еда? И вино? — спросила я, прекрасно зная, что Аллен стоит позади меня с портативной видеокамерой Нестора («Смотри, какая удобная вещь! В хозяйстве сгодится!» Я вздохнула, вспомнив своего покойного мужа. Все-таки как же мне его не хватает!) и записывает
— Тая, да ты что?! Я же тебе сказала, что все это принесла я из своего дома! Я у тебя ничего не брала! В том-то все и дело, что мне хотелось угостить Алексея тем, что я умею готовить сама. Но где же труп?!
— Какой труп?
— Тая… Ты что?! Здесь же еще недавно лежал труп Леши! Что с тобой?! Что вы задумали?! Я же честно рассказала вам, как все было! Я не знаю, кто ударил его по голове этой статуэткой…
— Я не знаю ни о каком трупе, — заявила я, желая сейчас только одного — чтобы Людмила как можно скорее покинула мой дом. Теперь, когда у нас появились доказательства, что Люда пригласила сюда Алексея и эта история с убийством — ее личная история, не имеющая к нам никакого отношения, требовалось поскорее избавляться от этой особы.
— Да? Не знаешь?!
— Людмила, ты приводила сюда своего любовника, ко мне, в мой дом… Зачем?
— Тая, да что с тобой?! Я ведь тебе уже все рассказала!
И она, поддавшись действию паров алкоголя и собственных эмоций, принялась вновь с жаром рассказывать мне о своей несостоявшейся любви и о тех ухищрениях, которыми она воспользовалась, чтобы муж не поймал ее с любовником. Причем, рассказывая о том, как она устраивала эти свидания, она взывала к моему пониманию и чувству женской солидарности.
Ее развозило прямо на глазах. Она уже даже не могла стоять, не придерживаясь за спинку стула.
— Пожалуйста, убери всю свою посуду и сделай так, чтобы тебя потом долго искали… — сказала я ей с чувством невыразимого отвращения, чего она, кстати, даже не заметила, поскольку была поистине в ужасном состоянии.
Открыв шкаф, она достала оттуда большую спортивную сумку, в которой и принесла продукты и посуду, и принялась убирать со стола. Остатки салатов и заветренные куски курицы и хлеба она сложила в пакет со словами: «Это собачке». Было очевидно, что она явно не в порядке, и многое из того, что происходило сейчас, она просто не осознает, а рано утром, когда она проснется и вспомнит, что случилось ночью в этой комнате, реакция ее будет жуткой… Но вспомнит ли она, кто убил ее тренера? Или же она солгала мне, заявив, что она не видела убийцу, потому что убийцей была сама?
Неожиданно она выпрямилась. В руках ее была грязная тарелка. Она обвела комнату помутневшим взглядом:
— Но где же он? Когда я уходила, он лежал здесь, вот, прямо тут, под ногами… Он что, приснился мне?!
— Согласись, что с твоей стороны это было отвратительно — воспользоваться моим домом… — Я уже и не знала, что мне такое сказать, чтобы в записи осталось как можно больше компрометирующей Людмилу информации.
— Ты уж прости меня, Таечка, прости! Тебе и самой сейчас нелегко после смерти Нестора… Хоть ты его и не любила, но ведь всегда жаль, когда человек умирает. Вот и Леша мой… Такие гадости мне наговорил, уж поверь мне, а теперь его нет… Кто разбил ему голову — ума не приложу! Господи, как же болит голова! Того и гляди треснет. Ну что ж, я пошла… Может, мне все это снится?
Она вышла из дома через дверь очень хорошо известного ей черного хода и двинулась по тому же маршруту, по которому не так давно бежал, сгибаясь под тяжестью мертвого тела, Аллен. Даже со стороны видно было, что она очень пьяна. Ее пошатывало, каблуки скользили по ледяной дорожке, она старалась придерживаться рукой за ветки кустов и завитки кованых ворот, чтобы не упасть.
Трудно сказать, что я по отношению к ней в ту минуту испытывала — жалость или презрение? Думаю, и то, и другое.
— На ковре кровь осталась, — сказал Аллен. — И следов вокруг
— Прости меня, Аллен. Это просто кошмар какой-то! Говорить о том, что я не виновата, — это не сказать ничего! Это я заманила тебя сюда. Это я, пусть и косвенным образом, виновна в том, что все получилось так ужасно! Если я скажу тебе, что виновата и в том, что каким-то невероятным образом спровоцировала свою соседку изменить ее мужу, что ты на это скажешь?
— Но ты же сама говорила, что муж Люды не обращал на нее внимания. Ну, посоветовала ты ей заняться собой или завести любовника, пусть даже спровоцировала ее на этот поступок, но любовника-то она завела сама! И мужа обманывала сама! Конечно, тебе не следовало доверять ей ключи от своего дома, тем более что ты знала о ее похождениях с этим тренером. Можно было догадаться, что когда-нибудь ей взбредет в голову воспользоваться твоим «гостеприимством»… Но теперь-то что говорить об этом? Это ее история, а мы с тобой тут ни при чем.
— Но Людмила оказалась далеко не такой умной, как я предполагала. Поскольку она была способна оставить труп в моем доме и моя судьба ее при этом совершенно не интересовала, то где гарантии, что она в трудный для нее момент не наврет, что Корнеев был не ее, а моим любовником?! И это она предоставляла нам свой дом для свиданий, чтобы Нестор ничего не узнал! Я столько книг прочла в последнее время о коварных женщинах! Любая мелодрама или криминальный роман — и там сплошные подлости и предательства. В этих книгах словно собраны воедино все рецепты самых низменных человеческих поступков! Что делать, Аллен?
— Сжечь ковер! Разрезать на куски и сжечь в камине. Золу развеять по ветру. Больше в комнате следов пребывания ее тренера нет. А что касается следов твоей соседки и наших — что же в этом особенного?
— А что мне делать с Гекатой? По фильмам я знаю, что, даже если замыть все хорошенько, все равно частицы крови останутся…
— Закопать ее в саду. Или хорошенько спрятать в доме. Дом-то большой, в нем полно разных вещей. Я видел какие-то черные лакированные китайские сундуки… Напольные часы… Думаю, в кладовке у тебя стоят бочонки с вином или с чем-то еще, куда можно спрятать эту несчастную Гекату. Надо отнестись к этому творчески, и тогда все получится! А сейчас неси ножницы, разрежем этот злосчастный ковер.
23
Память возвращалась к ней медленно. Все было каким-то невеселым, замедленным и тяжелым. Болела голова, глаза почему-то не открывались. Когда же Людмила все-таки проснулась и нашла в себе силы приподняться на постели, то первое, что она увидела — большую спортивную сумку, стоявшую возле двери.
Людмила повернула голову и разглядела сквозь опухшие веки туалетный столик… вот отсюда и начался тот жуткий вечер. Здесь, за этим столиком, она вчера накладывала косметику, надевала черное шелковое белье, укладывала волосы, брызгала на шею и грудь духами и мечтала о том, как пройдет их свидание. После нервных, коротких, лишенных какой бы то ни было романтичности прежних ее встреч с Алексеем ей хотелось настоящего свидания — в тихой домашней обстановке. С вкусной, приготовленной ее собственными руками едой, хорошей выпивкой и мягкой постелью. И, главное, ей хотелось, чтобы можно было спокойно и с удовольствием провести время, не прислушиваясь к звукам на улице. У Таи, к счастью, нет домработницы, которая могла бы их потревожить. И сторожа тоже нет. Странно, но они с Нестором всегда полагались на хорошие замки. А ведь в доме так много дорогих вещей! И в каждой комнате, как ей казалось, спрятано по сейфу, и все они набиты деньгами. Но это их проблемы… Главное, что у Людмилы имелись ключи и она могла свободно пользоваться ими, не оказавшись при этом замеченной кем бы то ни было. Камеры видеонаблюдения в своем доме она вывела из строя. Ей понадобилось несколько дней, чтобы их обнаружить и залепить «глазки» жевательной резинкой.