Шестой грех. Меня зовут Джейн (сборник)
Шрифт:
— Ну да! Так мы договорились?
— Ты любишь меня, Ниночка?
Если бы знать еще, что такое любовь, подумала она с тоской, но вслух сказала:
— Да, я люблю тебя.
И ей показалось, что она с этого момента вдруг стала невозможно кроткой, ласковой и даже как будто бы успокоилась. Больше того, с ней вдруг произошло нечто невообразимое: цветными картинками пронеслись фрагменты их будущей с Андреем жизни. Освещенный полуденным солнцем ее собственный профиль на фоне окна — она поглаживает ладонью распухший от новой жизни живот. Она же, склонившаяся над детской кроваткой, и розовая прозрачная занавеска, украшенная сентиментальными сладкими розочками. Запах подгоревшей манной каши и идиотски-счастливое выражение лица Андрея, держащего на своих руках завернутого в одеяльце малыша.
Она обвила его шею руками и поцеловала в губы. Вот и все, уже очень скоро они отправятся в город за покупками. Свадебное платье, новый костюм для жениха, ящик шампанского, колбаса, торт… Или они все-таки раскошелятся
Но тогда получится, что за весь этот праздник придется заплатить ей, Нине. Да, так случилось, что она зарабатывает больше своего жениха. И что теперь делать? Постоянно думать об этом, зацикливаться на этом больном моменте? Но тогда лучше и вовсе не выходить за него замуж. А если выходить, то принимать его таким, какой он есть, — бедным, бедным и еще раз бедным. А еще — бесстыдным. Он уже давно спокойно и без стыда пользуется ее деньгами, принимает ее подарки, причем делает это так, как если бы он был актером в провинциальном театре и играл роль альфонса — манерно, фальшиво, наигранно. И этот человек считает себя образчиком благородства. И при каждом удобном случае подчеркивает, что деньги в жизни — не главное. Это, пожалуй, единственное противоречие, которое им предстоит преодолеть. И это огромный раздражающий фактор, на который ей предстоит не обращать внимания. Но как не обращать внимания, если этот вопрос опускает Щекина ниже плинтуса? Если она из-за этого фактора не может его уважать, поскольку считает, что, раз у мужчины нет денег, значит, он, по меньшей мере, не умен. И не ответственен. И вообще — болван и лентяй, тщательно это скрывающий за умением выводить вальсы Шопена и фортепьянные концерты Бетховена. И что их ждет?
Они устроились на диване, Андрей привлек ее к себе и обнял. Потянув носом, она подумала о том, что в самое ближайшее время надо бы ему сменить туалетную воду.
6
2009 г., Саратов
Я так и не дала ему себя осмотреть, хотя понимала, чего именно он добивается — выяснить, не изнасиловали ли меня. Уж не знаю, как кто, но я могу согласиться на такого рода осмотр лишь в кабинете гинеколога, но никак не в постели, в чужом доме, доверившись незнакомому мужчине с внешностью доктора. Я понимала, что мне прислали врача, чтобы выяснить, что со мной произошло, но все равно произвести хотя бы поверхностный осмотр моих бедер я не позволила. Он прощупал живот, грудь, заглянул в рот, внимательно осмотрел мою голову, да, я все это понимаю, но раздвигать мои ноги… нет уж, увольте. Да если бы меня даже и изнасиловали, так что же теперь? Если я забеременела от какого-нибудь подонка, то это выяснится уже очень скоро, и я непременно сделаю аборт. Но все эти процедуры должны происходить в кабинете доктора, как я уже сказала.
Щеки мои пылали, когда он осматривал меня. И я силилась вспомнить, что же со мной произошло и как могло случиться, что я оказалась в России. Я достаточно хорошо помнила всю свою жизнь до этого, то есть до того, как сесть, предположим, в самолет, держащий курс в Россию (хотя я и этого не помнила). Конечно, меня непременно начнут расспрашивать, что меня может связывать с Россией, и мой ответ будет довольно скупым: мой кузен Юрий Александров. Это единственная ниточка, которая связывала меня конкретно с Москвой. Но сказать, что у нас с Юрием есть какие-то дела, — трудно. Вот сколько существует в моей жизни Интернет, столько я и общаюсь с ним. Просто так. Разговоры ни о чем. В самом начале нашего общения, как мне казалось, он пробовал в своих сообщениях, обращенных ко мне, свой английский. Он настолько хорошо в нем преуспел, что потом общался со мной так, как если бы английский был его родным языком. Мы в своих письмах (скорее даже, записочках, которыми обменивались уже в скором времени инерционно, по привычке) говорили о погоде в Лондоне и Москве, сравнивая климат. Когда кто-нибудь из нас отправлялся в путешествие, мы обменивались впечатлениями. Когда нам удавалось прочитать одну и ту же книгу, мы тоже комментировали ее друг другу. Иногда, когда кто-нибудь из нас болел или просто хандрил («Джейн, у меня настоящий английский сплин…» — «А у меня, Юра, настоящая русская хандра…»), то мы тоже как бы спасались виртуальными разговорами. Причем когда появилась возможность общаться более живо, то есть с помощью видео и звуков, мы все равно предпочитали общаться старым способом — письменными сообщениями. Возможно, это шло от меня, человека более закрытого. Мне не хотелось, чтобы Юрий увидел меня, быть может, растрепанную или в пижаме, на фоне моего кабинета. То есть мне не хотелось впускать в свою жизнь, пусть даже и виртуально, своего кузена. Да и ему, как я поняла, не очень-то хотелось появляться на экране моего монитора. Словом, Интернет шагнул вперед, а мы с Юрием продолжали заниматься эпистолярными упражнениями, считая это наиболее приемлемым для нас.
Редко в наших разговорах мы упоминали наших общих родственников — тетю Эстер и моего дядю Мэтью. Мы оба понимали, что они живут своей жизнью, в то время как мы с Юрием, более молодые, — своей. И это было нормально.
Конечно, мы приглашали друг друга в гости, и каждый в душе надеялся, что рано или поздно эти визиты состоятся, тем более что нам уже хотелось увидеть страну, о которой мы знали из нашей переписки. К тому же каждому из нас было где остановиться. Конечно, назвать наши взаимные приглашения конкретными было сложно. Чаще всего, делясь впечатлениями о родном городе, мы как бы вскользь произносили: эх, жаль, что тебя здесь не было, ты не представляешь себе, какой это был чудесный праздник на площади! Или что-нибудь в этом духе. И понимали, что если один из нас все же решится на поездку, то она непременно состоится. И каждый мог рассчитывать на то, что, оказавшись в Москве или Лондоне, остановится в доме одного из нас. Конечно, я могла бы себе позволить дорогой номер в столичном отеле, но понимала так же и то, что Юрий обидится, если я предпочту гостиницу его квартире. Юрий же, в свою очередь, в целях экономии уж точно смог бы остановиться в одном из моих домов. И, скорее всего, он предпочел бы тот, где в данный момент живу я. Это мог быть дом в Белгравии — мое основное жилище, дом в самом центре Лондона, мог быть пансион в пригороде или же дом в Кобэме, где я жила в последнее время и где мне так хорошо писалось. Уж не знаю почему, но именно там, в тихом и уютном Кобэме, мне удавались самые романтичные страницы моих пока еще не изданных романов.
Все это я говорю к тому, что единственным человеком, к которому я все-таки могла бы собраться в Россию, в частности, в Москву, был Юрий. Я не помнила, что именно подтолкнуло меня к этой поездке, возможно, от Юрия последовало вполне определенное приглашение, которое я с легкостью приняла, но тот факт, что я оказалась в России, был неоспорим. И я уже не спала, нет. Это было не наваждение. Я жила в России вполне реальной жизнью и вполне реально страдала физически. Про моральную сторону я вообще промолчу, тем более что мне трудно было понять, что именно со мной произошло. Но понимала я также и то, что в конечном итоге мне повезло, что я оказалась в доме людей, которые желали мне добра. Я еще не совсем поняла, чем именно они занимаются, возможно, я волею судьбы оказалась в каком-нибудь благотворительном центре, но то, что меня изъяли из чужого и такого непривлекательного поселка, каким был Татищево, и поместили во вполне комфортный дом, где я могла прийти в себя и даже была осмотрена доктором, говорило о многом. И в первую очередь о том, что я могла надеяться: там мне помогут. В сущности, на тот момент, когда я почувствовала в себе силы передвигаться, мне нужно было единственное — вернуть свои документы. И, желательно, банковские карты.
После ухода доктора в комнату, где я лежала, вошли Лиза и Глафира. И уж не знаю, что со мной произошло, нервы мои сдали, и я, не стыдясь их, разрыдалась.
— Ты можешь вспомнить, что забыла здесь, в этой стране? Куда ты ехала и к кому? — спросила меня Лиза, когда я немного успокоилась.
— Я уже говорила, что могла приехать только к Юрию, моему кузену.
— Ты помнишь номер его телефона?
— Нет, я его держала в своем телефоне, но его тоже нет. Вероятно, его украли вместе с документами и кредитками.
— Имя в skype тоже не помнишь?
— Нет, но можно попытаться найти его в Интернете.
— Ты можешь влезть в свой почтовый ящик и найти свои письма к нему и все такое? Таким образом мы разыщем его, реального, свяжемся с ним и все выясним!
— О, да, конечно!
— Ты в состоянии передвигаться или еще полежишь?
Но мне не терпелось сделать так, как она сказала, — попытаться связаться с Юрием.
— У меня есть силы, чтобы дойти до компьютера.
— Я принесу тебе ноутбук. Просто мне надо было выяснить, насколько ты пришла в себя.
С этими словами Лиза вышла из комнаты и вернулась с ноутбуком. При виде компьютера сердце мое учащенно забилось. Вот она, цивилизация. В сущности, теперь, когда у меня под рукой Интернет, я бы могла взглянуть на свою банковскую страничку. Хотя что мне проку с нее? Свой пароль я отлично помнила, но сеансовых ключей у меня под рукой не было! Значит, я не смогла бы, если бы захотела, к примеру, перевести деньги на счет той же Лизы, с тем чтобы она дала мне денег. И получалось, что с деньгами ничего не выйдет. Конечно, я могла бы позвонить в свой банк, где очень хорошо меня знали, но я не помнила номер этого отделения банка. Конечно, я могла бы его найти через Интернет, и мой голос узнала бы девушка по имени Роуз, которая в свое время и оформляла все мои договора и занималась моими финансовыми делами, но что она может сделать без моего присутствия? Перевести деньги она не сможет. Если бы она могла это делать, то все служащие банка, нечистые на руку, пользовались бы доверием своих клиентов и потаскивали у них деньги. Может, кому-то позвонить и просто одолжить денег? Юре? Но удобно ли это будет? К тому же вряд ли у него имеются свободные деньги. Насколько мне было известно, он не был богат. Хотя разве мы говорили с ним когда-нибудь о деньгах? Да никогда.