Шестой грех. Меня зовут Джейн (сборник)

Данилова Анна

— Да ничего особенного. Просто в доме есть Голубая комната, и, кажется, там была спрятана эта коллекция. Да, кузина, ты на самом деле все забыла.

— Юрий, мне страшно.

— Почему? Надеюсь, во мне-то ты уверена?

— Уверена. Ведь если бы ты был мошенником, то сам бы справился… И давно.

— Ты вот говоришь, что тебе страшно… Я понимаю, почему тебе страшно — ведь тебя, судя по всему, пытались убить или, во всяком случае, напичкали какими-то психотропными веществами, чтобы ты все забыла. И ты думаешь, что это сделал тот, кто знает о цели твоей поездки в Россию, так?

— Ну, да. А что еще мне прикажешь думать?

— Так вот. Я понимаю тебя. Но со своей стороны хочу сказать, что

я тоже испытываю страх, но только совершенно другого рода. Сейчас, когда я понимаю, что цена на особняк поднялась до одиннадцати миллионов евро и что ты не можешь его купить, поскольку тебе это вложение просто не нужно, получается, что мы должны проникнуть в этот дом сами, как воры. А что, если нас поймают? И меня посадят? Да я больше всего на свете боюсь тюрьмы! Я так много всего сделал в этой жизни, чтобы достичь определенного положения в обществе, материального благополучия, нашел себя в профессии, что лишиться всего этого вот так, за полчаса… Мне страшно. Может, на свете и существуют люди, для которых проникнуть в чужой, пусть и пустой дом — обычное дело. Для меня же это геройский и очень опасный поступок.

— Да ладно, Юра, можешь не продолжать, я уже все поняла. Не комплексуй. Ты нормальный человек. И страхи твои мне понятны. Думаю, мы сумеем найти такой способ, при котором ты ничем не будешь рисковать. Быть может, я действительно куплю этот дом. Или, во всяком случае, посмотрю его. Для начала мне надо хорошенько изучить то, что я вроде как собираюсь покупать, и ты в этом мне поможешь. Мы с тобой влезем в Интернет, и ты мне все покажешь и расскажешь. Приступим к осуществлению нашего плана уже завтра. Думаю, мне вернут мои вещи и деньги. Господи, хоть бы они там только были! Мне надо будет хорошенько одеться, привести себя в порядок. И только после этого отправимся в Питер.

— Может, перед приездом мы свяжемся с фирмой-продавцом?

— Неплохо было бы. Словом, надо действовать. Пока меня кто-нибудь снова не ударил по голове. Все, Юрий, я устала. Смертельно хочется спать.

— Тогда пойдем, я провожу тебя наверх. Я постелил тебе в одной комнате с Глафирой.

Глафира вздрогнула, подскочила на месте.

— Лиза, мне пора. Не знаю еще, что они придумали, не поняла пока еще, но мне пора к себе. Сейчас там будет Джейн.

— Подожди. Тебе ничего не показалось странным? — спросила Лиза.

— Как раз нет. Теперь я точно знаю, что на Джейн на самом деле кто-то напал. И что это не Юрий. Еще мы знаем, что в Петербурге выставлен на продажу дом, в котором есть какая-то Голубая комната с «мельничихами», относительно которых дядя Мэтью отдал какие-то распоряжения. Что Юрий в силу своего характера и сложившихся обстоятельств не может воспользоваться полученной от Джейн информацией, чтобы присвоить этих, как я понимаю, ценных пастушек или «мельничих», а потому ему просто необходима Джейн. Еще я поняла, что эта девушка очень богата, если вот так спокойно может предположить, что она в состоянии купить этот дом. Словом, дело становится интересным, — возбужденно шептала Глафира, потирая ладошки.

— А я считаю, что нам пора возвращаться домой и что мы ей больше не нужны, — обиженным тоном проговорила Лиза. — В лучшем случае она попытается завтра с нами расплатиться, думаю, это в ее характере — не чувствовать себя кому-то обязанной. И потом придумает какую-нибудь причину, чтобы как можно скорее с нами расстаться.

— Лиза, ты никогда не была такой чувствительной и эмоциональной. Какая тебе разница, что с ней будет дальше? Попросит нас о помощи — хорошо. Не попросит — вернемся домой. Это же просто наша работа!

— Да нет, Глаша… Ладно… Слышишь шаги? Это Джейн поднимается… Иди к себе. Завтра будет новый день. Утро вечера мудренее.

14

2009 г., Лондон

Даниэль

Лавджой заглянул на кухню, где готовился завтрак для постояльцев гостиницы, и вновь поймал себя на том, что даже работа, в которой он прежде находил успокоение, теперь раздражает его. Душевную неразбериху и тревогу, связанную с исчезновением Джейн, которые он пытался заглушить порядком внешним, отдавая себя целиком работе, побороть так и не удалось. И если сначала он только злился на нее за то, что она отправилась в путешествие, о котором как-то упомянула вскользь, не предупредив его и не позволив ему проводить ее до аэропорта, то теперь в его душе прочно поселилась тревога. Он даже помнил точно тот день, когда его что-то кольнуло в сердце — это произошло в день ее рождения, на который его так и не пригласили. Он знал, что этот день Джейн по обыкновению проведет одна, что этот день будет похож на остальные, на его взгляд, однообразные и безрадостные дни ее жизни. Джейн не любила праздников, считала, что жизнь — это уже праздник и что все эти подарки-шампанское — причуды людей, которые хотят напомнить своим близким и друзьям о себе. День рождения придумали эгоцентрики — так считала Джейн, которая не нуждалась во внимании к своей персоне со стороны окружающих. Любой человек, склонный страдать от одиночества, позавидовал бы ее внутренней гармонии и покою, который царил в ее душе.

Сказать, что Джейн бесчувственная, Лавджой не мог. Она тонкая и чувствительная натура, о чем свидетельствуют ее, пока еще не изданные, но, несомненно, талантливо написанные книги. Да и книги-то все — сплошь сентиментальные, тонкие, полные любви и страсти. По мнению Лавджоя, своим тихим творчеством, не претендующим на мировую известность или даже на элементарное признание, Джейн как бы компенсирует внешнее отсутствие эмоциональности. То есть внутри она страстная и пылкая натура, внешне же — холодная и спокойная девушка, живущая в полном ладу с собой и не стремящаяся что-либо менять в своей жизни.

— Глэдис, у вас пережарился бекон, и миссис Йондж будет недовольна. У нее и так проблемы с зубными протезами, — бросил он кухарке, отлично понимая, что просто придирается к ней и что на самом деле бекон еще не дожарен, и что Глэдис поймет, что он срывает на ней свое раздражение. И от этого ему стало еще хуже. Тем более что к Глэдис он всегда относился с уважением и ценил ее профессиональные и человеческие качества.

— Мистер Лавджой, от мисс Чедвик нет известий? — спросила она, не глядя на него, маявшегося на пороге кухни. Кухарка стояла возле плиты и следила за жарившимся беконом с вилкой в руке. Тон ее голоса был не насмешливым, каким мог бы быть после сделанного ей замечания, а, напротив, добрым, полным сочувствия и понимания.

— Нет, Глэдис, и вы прекрасно об этом знаете. Мисс Чедвик отправилась в путешествие, никому не сказав, куда отправляется. Я предполагаю, что в Москву, где живет ее кузен и где они давно уже собираются встретиться, чтобы отправиться в Петербург по каким-то своим, родственным делам. Кажется, у них там родня со стороны матери мисс Чедвик. Но точно я ничего сказать не могу.

— Если так, как вы говорите, мистер Лавджой, то она вернется. Мисс Джейн никогда не отлучалась надолго из Лондона. Она вообще домоседка, и вам это отлично известно. Думаю, что когда мистер Чедвик, ее дядя, умирал, он отдал какие-то распоряжения, касающиеся наследства в России. Думаю, вы слышали, что его предки жили в России еще до революции и принадлежали к дворянскому роду. Поэтому Джейн и уехала так неожиданно для вас и без предупреждения. Она всего лишь выполняла волю своего дяди.