Шеврикука, или Любовь к привидению
Шрифт:
Нечаянное явление в магазине Продольного Крейсера Грозного и амазонского змея вскоре получило объяснение. Продольный давно крутился вблизи змея. Крейсеру Грозному его рожа была знакома и противна. Редкостный по величине змей, да еще и с прекрасной родословной, уворованный, мог бы принести Любохвату с Продольным приличный денежный приз. В крайнем случае они сумели бы пустить его шкуру на обшивку коммерсантских портфелей. И змей, видимо, ощутил интерес Продольного к его независимой личности. В минуты, когда Шеврикука проник в склад-бункер, змей в своем корабле на колесах чрезвычайно разволновался и вынудил Сергея Андреевича доставить его именно в магазин «Табаки и цветные
– А дамочку-то вашу, Игорь Константинович, – сказал Крейсер Грозный, – этот ваш приятель, который в черном плаще и со шпорами, увез куда-то на такси…
И глаза его стали очень хитрыми.
Шеврикука собрался было пошутить насчет гвоздик и маньчжурского ореха, но раздумал.
– А он, ваш приятель-то, мне понравился… Он обещал прийти в гости к змею… На дегустацию провизии и напитков змея… С вами вместе…
– И с императором… – сказал Шеврикука в раздумье.
– С каким императором? – насторожился Крейсер Грозный.
– С каким-нибудь… Вы-то ведь пили с императором…
– А как же! Я пил с императором Хайлем Селассием!
– Вот и он пил…
– С Хайлем Селассием? С эфиопским? – Крейсер Грозный чуть ли не возмутился.
– Кроме эфиопов и другие народы имели императоров, – заметил Шеврикука.
Сам же он и думать не думал ни о каких императорах. Упомянутая Сергеем Андреевичем дамочка, увезенная на такси, дала совершенно иное направление его мыслям. Говорить о чем-либо с Гликерией Шеврикука не желал. Но полагал, что получить от нее две вещицы, переданные ему некогда Пэрстом-Капсулой и по договоренности с Гликерией оставленные у нее на сохранение, ему необходимо. Хотя бы одну из них. Посылать же за вещицами Пэрста-Капсулу вышло бы неучтивостью. И Шеврикука пригласил Дуняшу в парк, к той самой шашлычной, где не состоялось свидание Дуняши с посредниками похитителей. Или Любохват все же являлся к шашлычной?
Он уже не жалел о том, что простил Гликерию. Он даже сузил смысл прощения. Он простил Гликерии ее выходку-уловку. А кто он был такой, чтобы иметь право судить Гликерию, назначать ей наказания или помилования? Никто. Он мог жить с собственным частным мнением о Гликерии. И только. Ко всему прочему, он был присушен Гликерией или к Гликерии. Но на каждую присушку есть отсушка. Средства отсушки Шеврикука хорошо знал. Хотя бы из простодушных заклинаний Петра Арсеньевича. И в острые минуты обиды в сокольническом томлении мысль об отсушке, немедленной причем, приходила ему в голову. Теперь же, после того как он простил Гликерию, желание отсушки как будто бы и отменялось. Прощение в магазине на Покровке вышло и впрямь вынужденным. Но, может, оно и к лучшему. Иначе он долго бы маялся сомнениями: прощать, не прощать. А простив, он получил явственное облегчение. Да и скучно было бы ему существовать без Гликерии. Гликерия Андреевна Тутомлина была его вечным приключением. В грядущем же не исключались и самые неожиданные повороты в их отношениях.
В парке, у шашлычной, Шеврикука сразу же объявил Дуняше о цели своего прихода. «Хорошо, хорошо, – заверила его Дуняша. – Я принесу тебе их». Тотчас же Шеврикука осознал неловкость положения. Выходило, будто бы он, как при детских раздорах, явился требовать свои игрушки.
«Знаешь, – поспешил он, – мне-то нужна одна вещь. Для дела. Та монета, что теперь вправлена в перстень. А другая, фибула, пряжка, пусть так и останется украшением ремня…» Шеврикука не стал объяснять Дуняше, для какого дела ему понадобится золотая монета, условно названная Петром Арсеньевичем оболом, то есть пропуском куда-то, неизвестно куда, может, и в ловушку. Да и понадобится ли? Но предчувствие подсказывало Шеврикуке, что понадобится. И очень может быть, что этот обол и выведет его на Любохвата.
На другой день, при возвращении обола, Дуняша попыталась передать Шеврикуке и некие слова Гликерии. «Не надо! – остановил ее Шеврикука. – Не надо!» И все же он был принужден выслушать сведения об обстоятельствах нынешней жизни Гликерии и Дуняши. Когда Шеврикуку размуровали и возродили, обо всем тут же стало известно. От Гликерии отвернулись, в хорошее общество ее перестали приглашать. Да и она сама поняла, что натворила, пребывала в затворничестве и отчаянии. Ее уязвимость почувствовали Любохват с Продольным, потому и затеяли похищение. Но после похищения мнение о Гликерии изменилось, ее теперь жалеют, ей сострадают, и наверняка они с Дуняшей будут приглашены на зимний маскарад.
– Вот и повеселитесь, – сказал Шеврикука.
– Какие уж тут, Шеврикука, веселья, – печально вымолвила Дуняша. – А всю твою добычу Гликерия готова вернуть в коллекцию Тутомлиных.
Шеврикука пожал плечами и удалился, успев, уходя, произнести:
– Привет Петюле!
81
А во дворе дома на Покровке заканчивалось возведение бассейна Парадиза со стеклянной крышей-башней для амазонского змея Анаконды. При очередной встрече с Шеврикукой Сергей Андреевич Подмолотов напомнил о необходимости продегустировать провиант и напитки змея.
– И приятель ваш обещал посетить, – сказал Крейсер Грозный, – который со шпорами… Как его…
– Илларион… Илларион Васильевич…
– Вот-вот! Илларион Васильевич!
Шеврикука, полагая, что Крейсер Грозный от него не отвяжется, а собственное его любопытство не истает, попросил Сергея Андреевича назначить срок дегустации. Сергей Андреевич назначил. И сообщил, что со стороны змея принимать участие будут Алексей Юрьевич Савкин, зоотехник и ветеринар, а также всеобщий японский друг Сан Саныч. Игорь Константинович же с Илларионом Васильевичем могут привести с собой приятелей и приятельниц, хорошо бы – истинных гурманов.
– Не знаю, – сказал Шеврикука. – Я-то приду. А вот Илларион Васильевич может быть и занят. А может быть он и в отъезде.
Шеврикука опасался, что Илларион пошлет его подальше, но все же постучался к нему. Нет, Илларион о своем обещании помнил и желал корм змея попробовать.
Возможно, что сотворители Парадиза Анаконды изучали особенности Оранжереи, в чьей теплой воде одно время ютился змей, или они выразили в сооружении свои представления о рае. Бассейн Анаконды был хорош и озеленен листьями лотосов и викторий, хрустальным конусом (или шатром?) с серебряными перехватами возвышалась над ним воздушная башня, под ее стенами уже произрастали пальмы с бананами и корявые амазонские деревья, будто канителью, перевитые лианами. Цветные тропические птицы резвились в высях, на лианах же озорничали мартышки.
– Змей там, – указал Крейсер Грозный. – Дрыхнет. Но здесь еще недоделки. Пойдемте в гостиную.
– А пираний в Парадизе нет? – спросил Шеврикука.
– Нет! Нет! Как вы могли предположить!
В гостиной, примыкавшей к вольеру личной зебры зоотехника и ветеринара Алексея Юрьевича Савкина, столы были накрыты. Шеврикуку и Иллариона Васильевича принимали и не как гостей вовсе, а как работников, как экспертов и инспекторов, или даже аудиторов, уполномоченных подписывать заключительные и требовательные бумаги. Коли по итогам дегустации будут обнаружены несоответствия процветанию змея.