Шейх и невеста напрокат
Шрифт:
– Почему не поверю, из-за твоего отца, для которого обещания ничего не значат?
– Знаю я, знаю. Классическая, психологически объяснимая, реакция на жизнь с хроническим лгуном. Теперь, наконец, мы можем идти?
Он снова вскинул бровь. Виктория отметила для себя, что принц Катеб не любил колкого юмора или, когда другие устанавливали правила. Ни одно из этих открытий не показалось ей приятным.
Катеб что-то сказал, но она его не расслышала, зато несколько человек столпились в её покоях, принявшись выносить багаж и коробки.
– С собой я беру только это, – объяснила Виктория, показывая на чемоданы. – Коробки оставляю на хранение, – она назвала этаж и номер комнаты, куда их нужно было отнести.
Принц кивнул, как будто для того чтобы выполнить её просьбу требовалось его разрешение. И, наверное, разрешение в самом деле требовалось.
– А там, куда мы едем, есть электричество? – поинтересовалась Виктория. – Я взяла с собой плойку, – пояснила она. Это, не считая фена, iPoda и зарядки для мобильного телефона. Будет ли в пустыне соединение с сетью, она не знала, но перед возвращением в город хотела зарядить телефон.
– Как только мы приедем, у тебя будет всё необходимое, – успокоил Катеб. В принципе утвердительного «да» она так и не получила.
– Я полагаю, у нас разное представление о том, что мне необходимо. Вы вряд ли поймёте, почему мне так нужна плойка.
Его взгляд остановился на её волосах, на время дороги собранных в хвостик, концы которого были завиты. Может там, куда они направляются, её ждёт что-то вроде тюрьмы, но в дороге она все равно будет выглядеть отлично.
– Всё, мы выходим, – сказал он.
Она последовала за ним в коридор, никто её не провожал. Подруга Мэгги сейчас путешествовала со своим женихом, принцем Одиром – братом Катеба. Виктория написала ей в записке о том, что на какое-то время уезжает. После двух лет, проведенных Викторией в Эль Дехария, на родине у неё совсем не осталось друзей, которые бы заметили её долгое исчезновение, а уж поддерживать контакт с отцом она точно не собиралась. «Это и есть одиночество», – с грустью подумала она.
Они шли по дворцу к заднему выходу. Выйдя во двор, Виктория увидела несколько больших грузовиков.
– У меня не так много вещей, – удивилась она, не понимая, зачем нужно столько машин.
– Мы везём продовольствие, – объяснил Катеб, – жители пустыни за бартер получают то, что им нужно. Ты поедешь со мной, – он указал на припаркованный в стороне «лэнд роувер».
– Королевский внедорожник, – пробормотала Виктория. Британская королевская семья вроде бы тоже ездит на «лэнд роуверах»? Уточнять этого у принца она не стала, потому что внезапно на неё навалилась усталость, и не стало сил разговаривать. Несмотря на яркое солнце и тёплую погоду, ей было холодно, а тело одеревенело. Чем ближе девушка подходила к внедорожнику, тем тяжелее становилось двигаться. Страх сдавил горло, от ужаса скрутило живот.
Нет, так нельзя. Она не может ехать в пустыню с мало знакомым человеком. Что там с ней произойдёт? Насколько ужасным окажется её пребывание с ним? «Отец не стоит такой жертвы, – с грустью подумала она. – Он уж точно не исполнится к ней благодарностью».
«Но ведь эти старания не ради отца», – напомнила себе Виктория.
– Виктория?
Охранник открыл дверь пассажирского сидения. Глубоко вдохнув и пытаясь успокоиться, она быстро опустилась на гладкую кожаную поверхность; дверь закрылась, издав звук, показавшийся Виктории необычно громким, словно всё хорошее и безопасное осталось позади.
Её багаж уже уложили в один из грузовиков. Среди большого числа охранников и водителей она оказалась единственной женщиной. Обратиться за помощью было не к кому, и никто не мог её защитить. В сложившейся ситуации оставалось надеяться только на себя.
Катеб знакомой ему дорогой вёл машину в пустыню. В первый день они ещё будут проезжать деревни и маленькие городки, а завтра в это же время все признаки цивилизации уже останутся позади.
К счастью, Виктория молчала. После бессонной ночи он не был расположен к бессмысленным разговорам. При обычных обстоятельствах, Катеб не стал бы обвинять её в том, что не выспался, но он провёл всю ночь ворочаясь в кровати, потому что не мог забыть о ней. А учитывая тот факт, что за день до этого он видел её почти полностью обнаженной, не думать о ней оказалось непосильной задачей.
Казалось, что формы её тела, словно отпечатались у него в мозгу: для того, чтобы увидеть эту светлую кожу и полные груди даже не требовалось закрывать глаза. Этот образ преследовал его, напоминая о том, как долго он обходился без женщины, ощутимое желание злило.
Катеб понимал, что злился больше на себя, чем на неё, но куда проще сделать виноватой Викторию. Если бы он не владел собой, то притормозил бы и взял её прямо здесь на переднем сидении, наплевав на сопровождающих его мужчин. Однако он так не поступит. И не только потому, что никогда не станет брать её силой или выставлять на обозрение слугам, но и потому, что его желание было по-настоящему особенным: он хотел именно Викторию, а не безликую женщину для удовлетворения своих потребностей. Это его беспокоило.
Со дня смерти Кантары прошло пять лет, и все эти годы он оплакивал её уход. Иногда желание приводило его в чью-нибудь постель, но в эти короткие часы он просто удовлетворял свои физические потребности. С помощью женщины он всего лишь достигал цели и ничего более. Катеб отказывался верить в то, что с Викторией у него всё по-другому.
Виктория была совсем не похожа на его улыбчивую темноволосую красавицу жену, с которой они вместе выросли. О Кантаре он знал всё. Никаких неожиданностей или тайн, это ему нравилось. Кантара понимала его, его положение и предназначение. Она была гордой женщиной, но при этом никогда не считала себя равной ему. Он был её мужем, а о большем она и не мечтала.
Катеб бросил взгляд на идеальный профиль Виктории и её полные губы. «Эта женщина, – подумал он, – хочет стать идеальной половинкой для мужчины, не меньше. Виктория рассчитывает, что её мнение будет иметь значение, она захочет обсуждать всё: чувства, планы и свою жизнь. Принц не обязан этого терпеть. А она…»
Он снова взглянул на неё и заметил, что её щека слегка подрагивает, словно девушка долгое время сидела с крепко стиснутыми зубами. Она сильно сжимала руки и была бледна. И тогда он уловил какой-то запах с горчинкой… Страх.