Шифр фрейлины
Шрифт:
Устроившись в кресле, Кортес повелел позвать послов.
В комнату, ступая рядком, видно, сообразно установленной иерархии, вошли послы, за ними, сгибаясь под тяжестью сундуков с дарами, вошли слуги. Когда к ногам командора были поставлены подношения, заговорил посол в длинной цветной накидке, вошедший первым. Некоторое время над сводами звучал его высокий голос, затем он неожиданно умолк и посмотрел на Малинче.
– Этот человек представился правой рукой императора, его зовут Ахаякатль, – произнесла переводчица. – Он сказал, что император оставляет вам эти дары, но взамен просит повернуть
– Он много от меня хочет, – буркнул Эрнан. – Скажи ему вот что… Я так долго добирался до его города, столько людей потерял во время перехода, в сельве, и когда его город остался всего лишь в паре дней пути, он вдруг хочет, чтобы я повернул обратно. Переведи ему вот еще что: мои люди не одобрят такого решения. Пусть император знает, что с ним ничего не случится и я буду рад нашей встрече. А дары… пусть послы забирают с собой.
Выслушав ответ, посол проговорил:
– Мы не забираем того, что уже подарено, тем более что это приказ нашего господина.
– Вот что, господа послы, мое решение окончательное. Я бы хотел войти в ваш город и обнять вашего владыку, как брата. А сейчас я вам что-то покажу. Давайте я вас провожу до крыльца.
Лицо Ахаякатля напряглось, но уже в следующее мгновение губы растянулись в любезной улыбке:
– Это будет большая честь для нас.
Вышли из дворца прямо в большой ухоженный парк, засаженный кофейными деревцами. Невысокие, всего-то в два человеческих роста, они были усыпаны плодами. Здесь же небольшой пруд, где плескалось семейство уток. По обе стороны от входа стояли две статуи, высеченные из базальта, тела которых обвивали змеи. Поодаль установлены три пушки, подле них – оружейники с зажженными факелами.
– Как далеко летают ваши копья? – неожиданно спросил Эрнан Кортес, строго посмотрев на посла.
– Некоторые наши воины способны метнуть копье до дальнего дерева, – с гордостью вымолвил Ахаякатль, показав на палисандр, разросшийся в середине сада.
– А способно ли такое копье убить воина, спрятавшегося за щитом?
Для того чтобы стать вельможей, одного благородного происхождения недостаточно, подобает проявить себя на поле брани многими победами. Только в этом случае он может рассчитывать на признание соплеменников. Даже сам великий император Монтесума восемнадцать раз побеждал в поединках во время ритуальных войн, причем каждое из сражений могло стать для него последним. Вряд ли он потерпел бы в своем окружении аристократа, не отличившегося доблестью в войне.
– Копье легко может пробить щит и даже поранить воина, – с некоторым пафосом произнес вельможа.
– Это еще попасть нужно, – буркнул командор. – Зато мое оружие может стрелять куда дальше и способно уничтожить сразу двадцать человек.
Ахаякатль недоверчиво посмотрел на Кортеса. «Этот чужеземец невероятный хвастун!»
– Видишь ту поляну, где растет жакаранда?
У самого горизонта росло несколько деревьев, распустившихся фиолетовым цветом.
Сановник едва заметно кивнул.
– Так вот, мои снаряды долетят не только до этих деревьев, но еще изрядно попортят кроны.
Губы аристократа тронула недоверчивая улыбка. Он уже был наслышан о том, что чужеземцы на поле брани
– Мне бы хотелось это увидеть, – сдержанно высказался Ахаякатль. – И то, что я увижу, непременно передам нашему правителю.
– Уж будь добр, передай!
Сановник широко улыбнулся, подумав о том, как он вместе с императором будет смеяться над хвастовством чужеземца. По этому поводу можно будет сочинить стих и прочитать его на ближайшем религиозном празднике, пусть собравшийся народ посмеется над откровенной похвальбой чужеземцев.
– Мы ждем, – перевела ответ Ахаякатля Малинче.
– Скажи ему, что они не только увидят наши снаряды, но еще и услышат, как они летят, – хмыкнул командор Кортес. – Пли!
Пушкари слаженно подожгли порох, и огромные чугунные мортиры высотою в рост человека, с грохотом содрогнувшись, разом выстрелили. Выпущенные ядра, снаряженные взрывчаткой, ударившись о вершины деревьев, взорвались, разбрасывая во все стороны смертоносную начинку. Фиолетовый цвет, слетев с деревьев, мгновенно укрыл землю, будто ковром.
Ахаякатль стоял оглушенный, не в силах проронить даже слово. Он вдруг осознал, что стоит в одиночестве, а сопровождавшие его сановники с перепуга попадали в обморок и теперь с расшибленными лбами катались по земле.
Чужестранец, взявшись за бока, громко смеялся, а Ахаякатль продолжал стоять с помертвевшим лицом.
– Это и будет мой привет твоему господину. Обязательно передай ему, что скоро я появлюсь в его доме.
Перешагнув через распластанное на земле тело слуги, Ахаякатль зашагал по тропе, увлекая за собой растерянную свиту.
Ацтекский столичный город Теночтитлан со стороны представлял впечатляющее зрелище. Он был не просто большим (даже по европейским меркам), он был огромным! Башни с храмами, возвышающиеся на площадях, буквально подпирали небесный свод. Даже Рим, с его населением в сто тысяч человек, по сравнению с ацтекским городом выглядел всего-то захудалым поселением.
Испанский отряд, облаченный в железо с головы до ног, выстроившись в строгом боевом порядке, где в числе первых на высоком коне ехал командор Эрнан Кортес, с флагами в руках и тяжелыми алебардами на плечах, торжествующе сверкавшими на солнце, спустился по хорошо укатанной дороге к столице. Железо угрожающе бренчало, а ноги, закованные в броню, поднимали по дороге густую пыль.
Эрнан Кортес, подняв забрало, посмотрел по сторонам, на возвышающиеся над городом пирамиды, на дома, рассыпанные в низинах и на склонах, на людей, выбежавших на дамбу, чтобы получше рассмотреть чужаков.
Рядом с Кортесом, отступая от него на полшага, также на лошади, ехал проповедник Берналь Костилью. Он прибыл в Новую Испанию восемь лет назад, чтобы нести слово Божье в языческие народы. Его корабль на подходе к землям Мешико потерпел крушение, и Костилью, оставшийся в живых единственным из всей команды, был подобран племенем майя, среди них он прожил шесть лет.