Шиншилла
Шрифт:
– Ах, ты ж ёбаная Санта-Барбара! – почесал затылок сын прокурора, свернув с магистрали по указателю на аэропорт Инчеон. – То есть, ты не знал, кого убивал?
– Нет, – односложно ответил Химчан и отвернулся к окну.
– Так, может и не надо тебе уезжать? Свалим всё на эту девчонку, я помогу…
– Нет, – повторил Химчан.
– Как скажешь, Мать Тереза, – пробормотал себе тихо-тихо под нос Дэниэл.
– Взаимно, – откликнулся Красная маска,
– Ничего, она ни слова не сказала и отрицает, что знала, кто скрывался под красной маской. Её должны были отпустить после того, как операция по захвату закончится, – парень хитро покосился в зеркало заднего вида на моего соседа по сиденью. – А ведь ты с ней дружил тогда… она знает, верно?
– Понятия не имею, – непроницаемо выговорил Химчан.
Мы припарковались на стоянке аэропорта и почти бегом двинулись внутрь. Снег пошёл ещё гуще и мы, скользя по нему, но не поддаваясь его напористым помехам, быстро достигли цели. Внутри было шумно, и ходили прибывающие и убывающие люди. Там и тут виднелась охрана. Мы делали вид, что не обращаем на неё никакого внимания. Подбежав к билетной кассе, мы выяснили, что ближайший рейс летит в Нью-Йорк. У Химчана, больше года прожившего в Японии и совершавшего разные перелёты для выполнения заказов, все документы позволяли лететь, куда угодно. Я дернулась, запоздало поняв, что у меня-то с собой документов и нет…
– Черт… мой паспорт ведь у Ти Сола в сейфе, в клубе… - шлепнула я себя по лбу.
– Ты что, тоже собиралась лететь? – удивился Дэниэл.
– Что значит собиралась? И собираюсь! – Химчан строго посмотрел на меня, покачав головой, пока ему оформляли билет. Для убыстрения процесса пришлось показать удостоверение господина Бана, гласящее о должности и звании. – И нечего мне тут качать головой! Куда ты, туда и я.
– Шилла, но это как бы нельзя так просто сделать. – Я тигрицей посмотрела на Дэниэла, сказавшего это. – Ты же несовершеннолетняя, тебя не выпустят без нотариально заверенного разрешения одного из родителей.
– Но я сирота, вообще-то, – прыснула я.
– Тогда опекуна, органа опеки, опекунского совета. В любом случае, кто-то должен подписать этот документ. – Я сглотнула слюну испуга. Опекун. Матерь Божья, моя мачеха! Она являлась моим официальным опекуном. Эта ведьма, которая меня ненавидит. Которую я ненавижу. И я должна пойти к ней и просить, чтобы она дала мне возможность улететь вместе с любимым человеком? Унижаться, зная, какую она мину скорчит, и как будет оскорблять меня? Я посмотрела на Химчана, ждущего, когда ему дадут билет. Что ж, к мачехе, так к мачехе.
– Сколько оформляется эта бумажка? – насторожилась я.
– Да быстро, за день можно сделать.
– Хим, как мне найти тебя в Нью-Йорке, когда я улажу это затруднение? – обратилась я к нему. Он брал билет.
– Никак, Шилла, – он обернулся, непробиваемо окинув меня холодным взглядом. – Ты не должна следовать за мной.
– Что?! Ты в своем уме? Как это не должна? – Он пошел к терминалу, и мы побрели следом скорым шагом. – Хим, что ты такое говоришь? Я прилечу за тобой, даже если ты улетишь к пингвинам!
– Шилла! – Химчан остановился и, не делая никаких движений, глазами велел мне не спорить с ним. Но мне это было всё равно. Я буду спорить, буду! – Зачем? Что ты там будешь делать?
– Я? Да всё равно, что угодно! Я буду с тобой – остальное не важно!
– Ох уж этот юношеский идеализм, - крутанул он зрачками глаз по белкам и поставил их на место. – Шилла, у тебя тут молодой человек, у тебя тут друзья. Тут твоя жизнь.
– Ты моя жизнь! – крикнула я громковато для зала, так что на нас даже посмотрели проходившие мимо. Я спохватилась и притихла. Слезы подступали к моим глазам. – Что мне тут без тебя? Ты… ты же знаешь…
– Я не люблю тебя, Шилла, – жестоко и беспощадно изрек он. Дэниэл шумно выдохнул, поставив руки в бока и отведя лицо в сторону от нас. Я открыла рот, но рыдания начали хлюпать против моей воли. Зачем он так?
– Я знаю, знаю, что не любишь… но у меня есть шанс, я же знаю, - проклятые слезы, они всё-таки потекли! Нет, нет, как вы смеете? Предательницы-слезинки! И нужно им было именно сейчас показать мою слабость, когда я хочу быть сильной? А я сильная, а не жалкая. Жалкую Хим не полюбит. – Я же больше не буду проституткой, и в школу вернусь… точно, я же могу пойти в школу в Нью-Йорке! Я буду учиться, Хим…
– Шилла, прекрати плакать, прошу тебя, – его челюсть побелела от напряжения, он отвел глаза, чтобы не смотреть на меня. По-моему, ему больно стало. Не неприятно, а именно больно.
– Я не плачу! – с громким всхлипом попыталась отрицать я.
– Шилла, если ты не перестанешь плакать, я никуда не улечу, меня посадят и грохнут, – попытался он своеобразно меня успокоить или даже пошутить. Я спешно вытерла слезы с щек, но на них появлялись новые. – Я… я не хочу быть причиной твоих слез, я не могу видеть твои слезы…
– Это не из-за тебя! – солгала я, затряся головой. Химчан нервно потопал одной ногой и, не выдержав, резко вышел вперед и дернул меня на себя, уткнув лицом в своё плечо. – Правда, не из-за тебя… лети, ты спасись, главное!
– Шилла, тебе со мной никогда не будет хорошо. Я плохой, я жестокий, я отвратительный. Я так или иначе буду делать тебе больно, даже неосознанно, я ничего не могу дать тебе и обещать, я преступник, беглец. Забудь меня, пожалуйста, забудь и всё! – он говорил это, а сам гладил меня по голове, прижимая всё сильнее.
– Никогда! Не забуду! Я прилечу следом, найду тебя! Я буду ждать, когда ты меня полюбишь. А ты полюбишь, слово Шиллы! – я вцепилась в него мертвой хваткой, понимая, что надо отпустить его, но тело будто свело предсмертной судорогой. Оно очерствело, не желая отходить от Химчана. Он поднял лицо и обратился к Дэниэлу.
– Пожалуйста, позаботься о ней и Херин. Я… - он протянул руку и Дэниэл с готовностью пожал её. – Я желаю тебе счастья с сестрой, – тот не успел улыбнуться, как Химчан ровным тоном без перепадов добавил, – но если ты, скотина, её обидишь хоть раз, мне терять нечего. Я тебя за яйца прибью на том же месте, где поймаю.