Шиншилла

Чеснокова Юлия Олеговна

Он задохнулся от своих слов, поддавшись охватившему вдохновению чувств, и замолчал. Стоило ли мне уйти, потому что никак не удавалось переубедить его и заставить отпустить меня, или стоило продолжать? Я не могла его вот так просто оставить и Химчан, продолжая образовавшийся поток эмоций, наклонился и, отодвигая, как я некоторое время назад, куртку, чтобы задрать низ моей кофты, согнулся и приник губами к шраму на спине, который я показывала. Это было предполагаемо, но почему я не остановила этот ожидаемый жест? Я гортанно простонала, сомкнув губы, чтобы не вскрикнуть, и он

стал подниматься поцелуями по коже выше, выше, встав передо мной и потянувшись к моим устам…

– Но ведь глупо, когда этот отшлифованный алмаз всё-таки упал в руки, выбрасывать его и искать другой, чтобы доказать, что я не эгоистка и не лентяйка, – пробормотала я, упершись в его плечи. – Если тебя это разочаровывает, то так даже лучше, но я лишь подтвержу – я эгоистка и лентяйка.

– Кто-то тебя совсем избаловал, – миновав губы, он скользнул по подбородку и остановился у уха, дыша в него тихими фразами, полными желания, – меня трудно разочаровать.

– Да, плюс ко всем недостаткам, меня теперь ещё и избаловали, – я набралась смелости и развернула лицо Химчана к себе, чтобы он посмотрел мне в глаза. Мои ладони застыли на его щеках. – Чего ты сейчас хочешь? Переспать со мной? Когда-то ты мне сказал, что хотеть и любить – разные вещи. Твои принципы изменились, и ты согласен заняться сексом, не добившись взаимности? Я знаю, что такое заниматься этим с человеком, которого ты без памяти любишь, но который делает это лишь механически, чтобы как-то утешить тебя. Ты дал мне это испытать. Хочешь попробовать? Я могу вернуть тебе долг, заодно окажусь на месте Джейсона и пойму всю палитру тех его чувств.

Я высвободилась из окружения рук Химчана и, скинув куртку на стул рядом, подошла к кровати, начав раздеваться. Я не могла делать это молча, потому что меня охватывало смущение.

– Возможно, что часть любви к Джейсону умерла ещё тогда, когда мы с ним переспали, а потом уже это окончательно было истреблено картиной его семейного счастья. Да, наверное, отдаваться без любви, за деньги или как-то ещё – это мерзко, но кто бы знал, как мерзко заниматься этим с любимым, который делает это под принуждением. Это настолько отвратительно, что спасти из этого пекла и вынести хоть кроху не покалеченных чувств невозможно, – я осталась только в нижнем белье и взялась за замок бюстгальтера.

– Остановись. Не надо, – Химчан не стал любоваться мной, а опустил взгляд.

– Почему? – я забралась на кровать и легла, призывно смотря на него. Доберман, высунув язык, с интересом наблюдал за моими действиями из угла комнаты возле двери. – Что ещё мне сделать, чтобы ты разлюбил меня? Чтобы отпустил? Чтобы понял, наконец, что ты можешь и должен быть счастлив с какой-нибудь другой, просто сам не хочешь этого! Может, тебе нравится себя мучить? Да посмотри же на меня!

Химчан выполнил просьбу. Его грудь высоко вздымалась. Высохшие волосы так и падали вперед в небольшом беспорядке. Я протянула ему руку. Не зря я не сообщила о том, что задумывала, Алексу. Это должно остаться здесь, между мной и этим мужчиной. Не из-за

того, что есть шанс измены, а из-за того, что чересчур обнажившиеся чувства здесь были открыты только друг для друга. И если я и изменю, то я посчитаю это не удовольствием, а достойным наказанием за то, подо что я когда-то подставила Джейсона. Это будет укором моей совести, и не должно будет стать известным моему мужу, которого я не перестану любить ни на грамм после всего этого, которого я люблю и считаю лучшим подарком в моей судьбе.

– Не надо, - повторил Химчан, не приближаясь, – оденься, пожалуйста.

– Нет, я хочу, чтобы ты избавился от навязчивых чувств ко мне, даже если это произойдет через отвращение.

– Не заставляй меня ненавидеть себя ещё больше.

– Себя? – я слезла с кровати и подошла к нему, взяв за руку. – Возненавидь меня. А лучше стань равнодушным. Я знаю, многим мужчинам для этого нужно всего лишь удовлетворить свою похоть.

– Возможно, – он провел несмело по моему плечу, опустившись до локтя и чуть сжав его, – но я боюсь, что лишь привяжусь крепче.

– Ты не такой как все, я знаю, – я прильнула к нему, не столько по своему желанию, сколько потому, что мне нужно было толкнуть его на что-то неправильное в отношении меня, чтобы он понял, что так не любят, что нельзя после этого любить. Он умудрялся осматривать меня так, что его взгляд не падал ни на грудь, ни ниже, туда, где глаза мужчин становятся откровенными и зажигаются оскорбительными для женской неприступности огоньком. В его глазах продолжали тлеть тоска и одиночество. – Скажи, Химчан… только честно, не обманывая нас обоих.

– Что? – прошептал он, терпя мои тревожащие его ладони на своей талии. Соблазнительница из меня была никудышная, особенно когда связываешься с личностью, выходящей за рамки нормальности.

– Ты веришь в родство душ? Ну, не в мистическую связь через космос, а в то, что кто-то может стать настолько близким, что даже на расстоянии ты будто с ним рядом, и ты знаешь, что о тебе кто-то думает, волнуется, переживает, что ты не безразличен и ты кому-то нужен.

– Ну… - его взгляд на миг переключился, словно перед ним возник кто-то другой. Мне показалось, что он на минуту развидел меня и представил кого-то другого. – В такое всем хочется верить.

– Тогда ответь мне, - я облизала пересохшие от волнения губы, приготовившись нанести один из заключительных ударов, которые готовила, когда ехала сюда, – разве ты испытывал когда-нибудь что-то подобное относительно меня? Разве когда-нибудь, хоть раз, ты ощутил душевную близость между нами, что мы понимаем друг друга с полуслова или думаем друг о друге, беспокоимся и заботимся? Помимо боли от отсутствия любви с моей стороны, помимо желания и надежды угодить мне и завоевать меня, сделать меня счастливой сообразно твоему пониманию, когда-нибудь, хоть раз, ты относился ко мне с заботой и беспокойством?