Широки врата
Шрифт:
Искусствовед получил письмо от Эмили Чэттерсворт к её старой школьной подруге, которая вышла замуж за испанского помещика в этом районе. У неё было несколько прекрасных картин. Так как не было никакой необходимости в переводчике, Рауль был отправлен изучать образование. Ланни поехал в имение, где его встретила дама старой школы, добрая и симпатичная. Вражда и страдания, которые она видела в стране своего мужа, делали её несчастной. Но она была беспомощна. Муж принимал активное участие в местной C.E.D.A., реакционной политической коалиции, которая только что потерпела поражение, а один из ее сыновей был лидером в Falange, испанской фашистской группировке, финансируемой из Италии, как это делалось и во Франции. Сеньора Артьеда была счастлива
У неё было несколько красивых французских и испанских произведений искусства. И когда он спросил в своей обычной тактичной манере, готова ли она расстаться с каким-либо из них. Она ответила ему, что это решение принимает её муж. Он может согласиться, потому что времена стали слишком трудными и неопределенными. Как обычно, у неё было смутное представление о том, сколько картины могут стоить, и Ланни пришлось дать прикидочную оценку. Он подготовил список в двух экземплярах её картин со своими оценками, и она пообещала ему дать знать, прежде чем он покинет Валенсию.
Рауль нашёл еще одну школу и завёл знакомство с учительницей, молодой женщиной. Он рассказал ей о школе в Каннах и прелестях обучения взрослых рабочих чтению. Это было похоже на обучение слепых зрению, с той лишь разницей, что этого можно всегда добиться. Тот, кто мог выговорить слово, мог научиться его прочитать. Испанская учительница попросила Рауля поговорить с группой её друзей, и он захотел выяснить у Ланни, насколько это было бы «политично». Ланни пришлось разъяснить ему, что во времена противостояния, как это, разговоры о рабочем образовании почти наверняка дойдут до сведения местных властей и вызовет за ними слежку. Тот факт, что реакционеры потеряли контроль над национальным правительством, ни в коей мере не означает, что Валенсия стала республиканской. Для Рауля оставалось только взять адрес учительницы и отправить ей литературу о школе после того, как они благополучно выедут из страны.
Еще много километров вдоль средиземноморского побережья, потом длинное и трудное путешествие через засушливые горы по разбитым и пыльным дорогам, а затем вниз к долине реки Гвадалквивир. И они прибыли в Севилью. Наиболее испанский из городов, так её называли, что означало узкие улицы и старые белые перенаселенные здания. Здесь находился самый большой собор в стране. Но Ланни обнаружил, что его изучение художественных ценностей собора постоянно прерываются бесчисленными мелькающими женскими фигурами, головы которых покрыты черным кружевом мантилий. Мантильи должны были скрыть лицо, но дамы должны были видеть, куда они шли, чтобы не столкнуться с огромными каменными колоннами. И это давало возможность на взгляды по сторонам откровенными темными глазами и другими приманками. Дамы пришли сюда просить прощения их грехов, но создавалось впечатление, что некоторые из них еще их достаточно не накопили.
Рауль принялся рассуждать о положении женщин в Испании, которое в настоящее время быстро меняется, но это зло уступает только бедам бедняков. Этот визит к исповеди был единственной формой общественной жизни, которой пользуются женщины из среднего и высшего классов, но мантилья была обязательна. Остальное время они проводят в стенах дома, в которые мужчины, не являющиеся членами семьи, редко приглашаются. Рауль показал своему другу rejas, тяжелые железные прутья на низких окнах, через которые разрешалась девам принимать вздыхания своих ухажёров. Секс и суеверие составляли их жизнь, если верить страстному марксисту. Священники и женщины удерживали Испанию от современного прогресса.
Ланни читал стихи и слушал музыку про Севилью и был готов слушать звон гитар, стук кастаньет и голоса, поющие в эти жаркие летние ночи. Но мелодии были редко весёлыми, и внешний вид певцов производил на него впечатление, что им требуется искусственное стимулирование. Люди на улицах носили обычные европейскую одежду, если они не одевались
Путешественники остановились в отеле Альфонса XIII, невзирая на расходы и нелюбовь Рауля к этому имени. На следующее утро они поехали в имение сеньоры Вильярреал через знаменитые пойменные болота, на которых разводили быков. Особняк был на удалении от реки в несколько километров, но имение тянулось на многие километры в горы, некоторые из которых были покрыты оливковыми деревьями, а на других паслись стада овец и коз. Управляющий делал свой утренний объезд, и gaсбn, слуга, который приглядывал за быками, был посажен на заднее сиденье автомобиля и показывал им путь через долины и горы, пока Ланни не почувствовал, что был в самом сердце Испании. Тут и там были обычные красно-глинистые лачуги. И полуголые дети с черными волосами, глядевшие на странное явление, возможно, на первый экипаж, какой они видели двигавшимся по собственной инициативе. Мужчины, трудившиеся на полях, редко поднимали глаза на то, что их не касалось. Они жили на хлебе и луке, диете, которая позволяла им держаться, но не прибавляла им лишнюю каплю плоти. Ланни вспомнил дневник англичанина Артура Янга о своём путешествии по Франции в последние дни старого режима, и предположил, что это время очень скоро наступит в Испании.
Управляющий, крепкий черноусый всадник, носил traje corto, длинные узкие брюки с zahуnes, коротким кожаным фартуком спереди, белую льняную рубашку с узким воротником, короткий жакет с широкой лентой вместо ремня и серую фетровую шляпу с широкими полями. Он поприветствовал гостей с официальной учтивостью и поскакал в особняк вместе с ними. Он открыл здание и приказал gaсбn отодвинуть ставни окон и отдернуть шторы в гостиную.
Весь солнечный свет провинции Севилья устремился туда, и на стене перед Ланни засветилась картина урожай винограда в Валенсии, родине Сорольи-и-Бастида, который оживил искусство родного края. Произведение переливалось всеми цветами радуги, и, возможно, Испания однажды была такой с ее радушным и смеющимся народом. Но теперешний, конечно, не был похож на тот, и Ланни с трудом мог убрать социологию из своего искусствоведения.
Для надлежащего маркетинга этих картин были необходимы фотографии. Так что был вызван еще один слуга, и они вдвоем снимали по очереди каждую картину со стен и помещали её в правильное освещение. Ланни установил свою камеру на стул и фотографировал каждую по очереди. Управляющий смотрел в тяжелом молчании, пока посетитель измерял каждый холст и записывал данные в свою записную книжку, а иногда изучал манеру письма через лупу. Он должен был убедиться, что каждая из этих картин была подлинной. Но он знал, увы, как много ложных подписей наносятся на холсты. Также многие картины были подменены и приукрашены.
Процесс занял время, и когда закончился, управляющий пригласил их в свой коттедж, где горничная подала хлеб, вино и оливки, а также вкусные спелые дыни, охлажденные в мокрых салфетках. Сеньор Лопес не говорил ни на английском, ни на французском языках. Но со способным переводчиком можно было без труда узнать, что он думает по поводу состояния его страны. По его мнению, с сельским хозяйством не было проблем, которые нельзя было решить твердыми командами, подкрепленными пистолетом немецкого производства. Что касается более широкого взгляда, то на это была гражданская гвардия, конные группы которой Ланни замечал верхом здесь и там, одетые в серую форму с желтыми полосами и в черные шляпы из лакированной кожи. Что касается страны в целом, то этот верующий в закон и порядок был уверен, что власть замаскированных анархистов надоела. Он получил информацию, что её дни были точно сочтены. Он и его соседи были готовы внести свой вклад, когда пробьёт час. Он рассказал это без всякой утайки, потому что он разговаривал с другом сеньоры, un hombre rico, который, несомненно, всё понимает.