Широкое течение

Андреев Александр Дмитриевич

му Прохоровича; тот сидел на своем месте, в уголке, об¬

локотись на колени, неторопливо курил и прислуши¬

вался.

— Таня правильно поняла Дарьина-то, — сказал он

медлительно и с расстановкой. — Вы ругали его порядоч¬

но и за дело. Теперь, может, и похвалить пора, это важ¬

но — во-время поддержать человека... — Фома Прохоро¬

вич встал, погасил окурок, сунул в спичечную коробку.—

И не только к бригаде причислить,

а дать ему подписать

ваше обращение. Это должно подействовать на него, вро¬

де ношу взвалит на плечи: хоть и тяжело, а понесет, са¬

молюбие не позволит сбросить. И Курёнков пусть под¬

пишет...

— Вот спасибо, Фома Прохорович, один вы меня по¬

нимаете, — сказал Гришоня. — Я-то подпишу. А вот за

Дарьина — сомневаюсь. Помяните мое слово — наломает

он дров!.. Не от него все это пошло...

Космачев в это время ввел Дарьина. Олег остановил¬

ся у двери и с любопытством оглядел присутствующих,

искра в глазу вспыхнула остро и вызывающе, бугор на

щеке чуть вздрагивал, выдавая напряжение кузнеца. Он

ждал.

— Садись, Олег, — пригласил Безводов, но Дарьин

не пошевелился. — Говори, Карнилин, — попросил Воло¬

дя Антона.

— Ты слышал, Олег... мы тут дело одно затеяли.

— Слышал, — скупо разжал губы Дарьин.

— Так вот... может, ты примешь участие?.. — Антон

взял со стола листок с обращением и подал Дарьину. —-

Вот почитай.

Олег, не меняя выражения лица, пробежал взглядом

написанное, губы тронула саркастическая усмешка; он

вернул листок, настойчиво спросив:

— Что это — снисхождение, приманка или розыгрыш

ради забавы? Вы же знаете, что экономии у меня нет.

— Ты сиротой не прикидывайся, несчастного и обез¬

доленного из себя не строй! — повысил голос Безводов.

Дарьин вытянулся, как струна, спросил сухо и четко:

— Может, мне уйти, чтобы не вызывать в вас излиш¬

нюю нервозность?

— Фу ты, пропасть! До чего же занозистый харак¬

тер, — воскликнул Фома Прохорович. — Прямо еж —

везде иголки. Ну что ты стал штопором! Сядь! Сядь!.. —

Дарьин присел на краешек табуретки и тут же встал, на¬

стороженный. — Товарищи говорят с тобой тихо, мирно,

по-дружески, помощи твоей просят... потому что ты па¬

рень дельный и кузнец хороший...

— Спасибо, — бросил Дарьин.

— Газеты писали на весь союз, в кино показывали,—

вставил Космачев.

— Писали, да перестали. Теперь о других пишут. —

Олег пристально смотрел Антону в лицо, не скрывая

вражды

к нему. Вот она где кроется, причина его не¬

удач, — в Карнилине. Помог ему выбраться в Москву, а

он приехал и отпихнул его в сторону, нахал! Возмущение

подступало к самому горлу.

— Что же ты молчишь? — спросил Антон грубова¬

то. — Будешь ты подписывать обращение? Или ты хо¬

чешь, чтобы мы перед тобой на колени встали?

— На колени вставать вас никто не просит. Я сказал,

что экономии у меня нет. И не предвидится.

— Зато есть голова на плечах, чтоб думать, — ска¬

зал Безводов.

Дарьин не слышал этого замечания; он, не спуская

взгляда с Антона, отчеканил:

– г- Я своими подписями не швыряюсь. Я не верю в

такое начинание. Это просто шумиха, не больше.

Антон знал этот высокомерный дарьинский тон. Вско¬

чив, он рванулся к Дарьину, крикнул несдержанно, со

злобой:

— А не веришь, так убирайся к чертям! Без тебя

обойдемся! Уходи!..

Олег метнулся из комнаты, вылетел, позабыв закрыть

дверь. Антон медленно сел.

— Ну и характерец!.. — вытирая лицо платком, про^

говорил Алексей Кузьмич не то про Дарьина, не то про

Антона. — Я даже вспотел от волнения.

Гришоня засмеялся громко и с торжеством:

— А что я вам говорил?! К нему с голыми руками

не суйся. Его надо брать клещами, как горячую бол¬

ванку.

Алексей Кузьмич повернулся к Антону:

— Ты что же это?.. Разве так разговаривают с

людьми? Надо было спокойно, мягко...

— Вот и разговаривайте с ним мягко, — прервал Ан¬

тон. — А я не буду!

Сожаление, близкое к раскаянию, овладело Дарь¬

иным, как только он очутился за дверью один. Он сол¬

гал, что не верил в успех этого начинания. Нет, он глу¬

боко верил в него; он по собственному опыту знал, как

люди с радостью подхватывают каждый свежий запев.

Подхватят и этот, и не только на заводе, но, возможно,

и по всей стране, и страдал от того, что не он явился

запевалой, не он пойдет во главе движения. Надо было

согласиться с ними, покориться на время. Но не смог

он переломить себя: не позволяла гордость. И зря ска¬

зал он, что нет у него экономии, — есть, небольшая, но

есть. А если поразмыслить как следует, то наберется и,

больше. Как долго он не думал о молоте, о поковках —

голова занята другим... И дома все скверно: Настя дует¬