Шива из стали
Шрифт:
Не прошло и двух минут, как появление восьмёрки разбойников подтвердилось.
Осознав, что чуть ли не все усилия и планы последних дней пошли прахом, каждый из людей отреагировал по-своему: чем бы ни окончился этот навязанный им оборонительный бой, ни о каком штурме Летнего Края не может быть и речи.
Боевой пост коменданта Норманди находился в зале вычислительного центра. Ради удобства она держала там запасной скафандр, и теперь, облачаясь в него, одновременно выслушивала доклады и раздавала приказания, настраивала большой головизор, стоящий посреди зала, чтобы получить полную картину оперативной обстановки. Уже когда она
Насколько Клер было известно, генштаб не издавал никаких приказов по поводу того, как быть с заключёнными в подобных ситуациях, несомненно, встречающихся крайне редко. Составители уставов предпочли предоставить местному командованию решать, как поступить в случае боевой тревоги с людьми, по той или иной причине угодившими за решётку. Так что коменданту Норманди потребовалось не более пары секунд, чтобы выбросить Гавота из головы. Её внимания настоятельно требуют куда более важные вопросы, и терять время на подобные пустяки ей просто не позволительно.
С головой нырнув в неотложные дела, комендант Норманди обнаружила, что едва ли не первым делом надо позаботиться, чтобы астероид покинули все корабли до единого.
А в это время адъютант Сэйди, занятая ничуть не меньше, чем любой из людей, обороняющих базу, но думающая как минимум в сто раз быстрее, принимала решения в областях, доверенных людьми в компетенцию программы.
В длиннейший, подробнейший программный код списка обязанностей адъютанта входил некий пункт, на человеческом языке гласивший: «В случае нападения или тревоги иного рода всякого человека на базе, официально не числящегося в штатном расписании, должно приписать к боевому посту. Если индивидуум является пациентом лазарета, пунктом его приписки становится таковой». Сэйди потребовалось лишь несколько микросекунд, чтобы убедиться, что в коде ровным счетом ничего не сказано о людях, находящихся в карцере, и быстрая проверка показала, что во время предыдущих тревог последний пустовал.
Прецеденты отсутствовали. Требовалось проявить инициативу.
Сэйди пришла к решению практически мгновенно. Первостепеннейшую роль играет отражение атаки берсеркеров в любом виде, так что Сэйди исключила из своих расчётов все факторы ситуации, которые сочла малозначимыми. А беспокоить человека-командира в подобное время допустимо лишь по крайне важным поводам.
Пока Гавот находился за решёткой или вообще в заключении какого-либо иного рода, изрядная часть его рассудка непрерывно занималась построением планов выхода на свободу, – даже несмотря на то, что заключение для него представляло собой чуть ли не естественную форму существования. Он просидел в заточении так долго, что настоящая свобода – когда ему перепадал случай вкусить её – казалась чем-то противоестественным, что вне всякого сомнения делало её только более привлекательной.
Сэйди заговорила с ним своим сдержанным тоном, негромким и не вполне человеческим. Она сообщила Кристоферу Гавоту, что как только он выслушает её инструкции, дверь его камеры откроется. Теперь он приписан к боевому посту на вычислительном центре. Она даже поведала ему, как туда добраться.
Искусственный голос даже напомнил рядовому третьего класса Гавоту, куда направиться, чтобы экипироваться скафандром. Когда он был призван добровольцем, ему был выдан скафандр, шкафчик и наплечное оружие, и внезапно всё это вернули ему. Все человеческие существа должны иметь возможность защитить себя от нападения берсеркеров.
Гавот, в данный момент одетый в стандартный комбинезон и лёгкие ботинки, выслушал, кивнул и спокойно согласился на всё. Он почти без удивления принял новость, что его выпускают на волю. Фактически говоря, какой-то уголок его сознания даже ожидал чего-нибудь в этом роде.
Не прошло и секунды с момента открывания двери, как он уже бегом нёсся прочь от камеры. Ему не потребовалось замешкаться даже на секунду, чтобы составить план действий. Вместо этого он без заминки, будто по наитию, выбрал нужный коридор и помчался по нему с такой скоростью, что дал бы фору большинству легкоатлетов. Направлялся он туда, где надлежало забрать выданные ему оружие и скафандр – в ту же сторону он устремился бы, если бы решил во что бы то ни стало попасть в минибот, с которым только-только начал осваиваться за пару дней тренировок. Эти миниатюрные скорлупки ожидали запуска совсем рядом.
Все восемь вражеских кораблей вышли на расстояние прямого выстрела, выстрела прямой наводкой, и все крупнокалиберные зенитки грандиозного валуна под названием Гиперборея – калибром ничуть не уступающие гаубицам – открыли огонь одновременно. Сверкание и грохот могли бы устрашить кого угодно. Но враг, не знающий страха, ответил своим огнём.
Наблюдая по головизору за первыми минутами разыгрывающегося сражения, комендант была напугана, и не cтолько самим нападением берсеркеров на базу, сколько тем ужасающим фактом, что вели они себя до ужаса необычно.
Была в том нужда или нет, но комендант Норманди чувствовала настоятельную нужду высказать это хотя бы кому-нибудь: сотня приземлившихся десантных и абордажных машин внушала куда больше тревоги, чем сотня торпед, потому что означала, что простое избиение всего живого сегодня берсеркеров не удовлетворит. Просто взорвать базу вместе со всеми и вся на ней находящимися отнюдь не входило в их планы; скорее, они пустились во все тяжкие лишь для того, чтобы захватить в целости и сохранности нечто имеющееся на станции – машины, документы или какие-то предметы.
А что ещё ужаснее, машины-убийцы могут добиться своего, захватив живыми мозги некоторых людей.
Подполковник Ходарк, внимательно слушавший со своего поста неподалёку, заметил:
– Хотя бы одного человека, занятого расшифровкой, вот чего они хотят. Где-то как-то они разузнали о нашем шпионаже и теперь хотят узнать, много ли нам известно.
– От захваченных пленных.
– Да. Они почти наверняка захватили пленных, устроив засаду на наш экспедиционный корпус.
И едва Клер Норманди постигла цель вражеской операции, её охватил такой страх, какого она ни разу не знала за всю свою жизнь.
Но затем она заподозрила, что штурмом командует Шива, и страх её взмыл до новых высот.
Гавот, сломя голову мчась прочь от тюрьмы, попутно гадал, наблюдает ли за его поведением искусственный интеллект, только что выпустивший его на свободу. Но решил, что если база подверглась настоящему нападению, то в подобной обстановке даже у оптоэлектронной системы работы выше крыши.
Сегодня в коридорах пахло как-то иначе. Узнать его Гавот не мог, но радовался аромату, как роскоши, которой в камере был лишен.