Схизматрица (сборник)
Шрифт:
Раскинувшись на шелковистом атласном покрывале, Мария-Антуанетта в крошечном нижнем белье из черных кружев листала номер журнала «Вог». Стены спальни пестрели полотнами Буше: целые акры шелковистой кожи, розовые ляжки, многозначительно поджатые губки. Райс пораженно перевел взгляд с портрета Луизы О'Мерфи, шаловливо раскинувшейся на диване, на изгиб холеной спины Туанетты, и у него вырвался глубокий истомленный вздох.
— Ну надо же, — проговорил он, — этот парень и впрямь умел рисовать.
Отломив дольку шоколада «Миньон»,
— Хочу кожаное бикини. Когда я быть девчонкой, моя чертова мамаша держать меня в чертовых корсетах. Она думать, мои… как это называться… моя лопатка слишком выпирать.
Потянувшись через упругое бедро, Райс ободряюще шлепнул ее по попке. Он чувствовал себя восхитительно глупым: полторы недели нерастраченной похоти низвели его до животного состояния.
— Забудь о мамочке, детка. Теперь ты со мной. Хочешь, черт побери, кожаное бикини, я его тебе достану.
— Завтра мы выходить из коттеджа, о'кей, мужик? Туанетта слизнула шоколад с кончиков пальцев. — Мы одеваться как пейзане и делать любовь в живой изгороди, как благородные дикари.
Райс помедлил. Его недельная отлучка в Париж растянулась уже на полторы; служба безопасности уже, наверное, начала его искать. Ну и черт с ними, подумал он.
— Прекрасно. Я закажу по телефону провизию для пикника. Печеночный паштет и трюфели, может, немного черепахового су…
— Хочу современную еду, — надула губки Туанетта. — Пицца, буррито и цыпленок гриль. — Когда Райс пожал плечами, она обняла его за шею. — Ты меня любить, Райс?
— Любить тебя? Детка, я люблю саму мысль о тебе.
Он был пьян историей — вышедшей из-под контроля, несущейся под ним, словно черный мотоцикл воображения. Думая о Париже, о закусочных и пирожковых, вырастающих там, где могли бы стоять гильотины, о шестилетнем Наполеоне, жующем «даббл-баббл» на Корсике, он чувствовал себя архангелом Михаилом на амфетамине.
Райс прекрасно знал, что мегаломания — профессиональное заболевание в его деле. Но ему и так скоро возвращаться к работе, еще через каких-то пару дней…
Зазвонил телефон. Райс закутался в роскошный домашний халат, принадлежавший ранее Людовику XVI. Людовик не будет возражать — он теперь счастливо разведенный слесарь в Ницце.
На крохотном экранчике телефона возникло лицо Моцарта.
— Эй, мужик, где ты?
— Во Франции, — неопределенно ответил Райс. — В чем дело?
— Неприятности. Сазерлэнд слетела с катушек, и ее пришлось накачать транками. Минимум шестеро из больших боссов, считая тебя, дезертировали.
В речи Моцарта остался лишь смутный намек на акцент.
— Эй, я не дезертировал! Я вернусь через пару дней. У нас… кажется, еще тридцать человек в Северной Европе. Если ты беспокоишься о квотах…
— К черту квоты. Это серьезно. Здесь восстание. Команчи громят нефтяные вышки в Техасе. В Лондоне и Вене бастуют рабочие. Реальное Время вне себя. Там поговаривают,
— Дерьмо! — Политики хреновы, опять все напортили. Мало того, что он из кожи вылез, чтобы запустить завод и наладить подачу нефти в будущее; теперь еще придется подчищать за Сазерлэнд… Райс воззрился на Моцарта: — Кстати, о панибратских отношениях. Что это за «мы»? И почему мне звонишь именно ты?
Моцарт побледнел.
— Я просто хотел помочь. У меня теперь работа в центре связи.
— Для этого нужна Зеленая Карта. Где ты ее, черт побери, достал?
— Гм, послушай, приятель, мне надо бежать. Возвращайся сюда, ладно? Ты нам нужен, — взгляд Моцарта скользнул в сторону, за плечо Райса. — И свою зайку привози, если хочешь. Но поскорей.
— Я… черт, о'кей, — выдавил Райс.
Взвивая облака пыли на колеях разбитой трассы, ховер Райса пыхтел на крейсерской скорости 80 километров в час. Они приближались к баварской границе. Зазубренные Альпы подпирали небо над лучезарно зелеными лугами, крохотными живописными фермами и прозрачными бурлящими потоками таявших снегов.
Они только что впервые поссорились. Туанетта попросила Зеленую Карту, а Райс сказал, что это невозможно. Вместо этого он предложил ей Серую Карту, которая позволит ей перебраться из одной ветви времени в другую, не заглядывая в Реальное. Он знал, что если проект будет закрыт, его переведут, и ему хотелось взять ее с собой. Ему хотелось выглядеть порядочным человеком и не бросать ее в мире без «Миньона» и «Вог».
Но об этом она и слышать не желала. После часа гнетущего молчания Туанетта начала ерзать.
— Мне надо пи-пи, — сказала она наконец. — Остановись у чертовых деревьев.
— О'кей, — отозвался Райс. — Ладно, только быстрее.
Он заглушил мотор, и лопасти с гудением остановились. Стадо пятнистого скота шарахнулось в сторону под звон коровьих колокольчиков. Дорога была пустынна.
Райс вышел из машины, потянулся и увидел, как Туанетта направляется к рощице.
— В чем дело? — окликнул ее Райс. — Здесь же никого нет. Давай скорей!
Внезапно, выскочив из укрытия в канаве, на него набросились с десяток незнакомцев. В мгновение ока он был окружен, и в лицо ему уставились дула кремневых пистолей. Нападающие были одеты в треуголки, натянутые на парики, и в длинные камзолы с кружевными обшлагами; лица их скрывались за черными домино.
— Что это еще такое, черт побери? — ошарашено вопросил Райс. — Марди Грас?
Сорвав маску, главарь с иронией поклонился. Красивое тевтонское лицо его было напудрено, а губы подведены красной помадой.