Шизофрения
Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Стоит пирамида. Внутри нее — камеры. И — гроб. Слева в большой комнате. Размер гроба — точно — метр семьдесят пять на метр. И весь он золотой. Прошу вас, уважаемое телевидение и лично телеведущий Щвидкой, отправить меня в Египет для непосредственной работы в гробу с последующим возможным обогащением родного нашего государства, которое совсем вконец разорили Чубайс и его приятель Греф».
«Ну, кто же еще?» — усмехнулась Александра и перевернула ксерокопированную страницу из истории болезни.
«Каждый год Учитель велит исполнять возложенную на меня миссию — возвращать энергию пирамиде Хеопса. Там бывает тысяча тысяч посетителей, и ее тоже надо восстанавливать. Наша группа посещает пирамиду,
— Та-ак… НФР… запись от тринадцатого июня, — Александра выдвинула нижний, «мусорный», как она называла, ящик письменного стола и, покопавшись в груде старых бумаг и давних поздравительных открыток, которые, вроде и не нужны совсем, а выбросить рука не поднимается, извлекла брошюрку под названием «Имена и именины» и начала перелистывать страницы. — Таким образом, именины «Учителя» двенадцатого. Имя связано с буквами НФР. По согласным похоже на… — пробежала глазами по странице, — на… Онуфрий. — Ага, вот и он — «Святой Онуфрий» — в переводе с древнеегипетского — «постоянно находящийся в состоянии благости», — прочитала она. — Бывают же счастливые люди! — Александра откинулась на спинку кресла и с наслаждением потянулась, испытывая к Онуфрию почти родственные чувства, потому что и сама наслаждалась СВОБОДОЙ! Да, да именно так — прописными буквами. Впору вешать на входную дверь табличку «Жизнь удалась!» Уже третий день нежно любимый с детства будильник отдыхал. Как кошмарный сон вспоминались автомобильные запруды на реках и ручейках московских улиц по дороге на работу. А жалкая пара свободных часов перед сном, когда не знаешь за что схватиться в домашнем хозяйстве? Все — в прошлом! Очередной отпуск, приплюсованный к не полностью использованным отпускам за предыдущие годы, давал возможность не только прийти в себя после монотонного бега от выходных до выходных, но и завершить написание монографии. Тем более что исследование эндогенных психозов, связанных с Древним Египтом, попросту говоря — «египтопатии», ее захватило. Тема была не только интересной, но и забавной, если таковым вообще можно считать изучение шизофренического бреда.
Переворошив кучу исторических источников и литературы, Александра смогла выяснить, что психозы на почве Древнего Египта появились еще в начале 19-го столетия — вскоре после египетского похода Наполеона — и повторялись с определенной периодичностью, всякий раз охватывая все большее количество людей. Проявлялись почти одинаково: личность больных расслаивалась, и они начинали отождествлять себя с древнеегипетскими богами и богинями, фараонами и царицами. Женщины в 20-м веке предпочитали Клеопатру. Да и как иначе? Кто бы даже из практически здоровых дам отказался быть похожим на красавицу Элизабет Тейлор? У больных пользовались спросом также жрецы, жрицы, военачальники, на худой конец, архитекторы, но — никогда простые строители пирамид, горшечники или землепашцы. «Египтопаты» создавали тайные группы и общества, объединяясь по принципу своей причастности в прошлых жизнях к древнеегипетской цивилизации; собирались вместе и совершали таинственные обряды, которые называли мистериями, и тем самым, вероятно, готовили себя к будущей встрече со своим прежним «Я». А в конце 19-го века несколько сотен человек, одетых в белые одежды, прибыли к подножию Великой пирамиды и дружно покончили с собой.
«Скорее всего, им просто не удалась жизнь, и не устраивал нынешний социальный статус, — предположила Александра, хотя так и не смогла понять, как „перевоплощенцы“ поделили между собой должности в династиях. —
Истории с самоубийствами повторялись и в последующем столетии.
«Кстати, — Александра отложила брошюру, — интересно было бы познакомиться с этим „НФР“. Посмотреть его в деле, в полевых, так сказать, условиях. Во всей шизофренической красоте, — с усмешкой подумала она. — Хотя, не исключено, что он просто мошенник. Ищет простаков и тянет деньги».
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» — выскочив из резного домика над старинными ходиками, охрипшим голосом напомнила о времени неутомимая кукушка.
«О, господи! Уже двенадцать! Пора ехать в родную „психушку“», — заторопилась Александра, закрыла папку с документами и, по привычке, убрала в ящик стола.
Глухая ограда с колючей проволокой, увитой по-осеннему нарядными листьями дикого винограда, скрывала двухэтажный дом с обшарпанными усадебными колоннами, неосмотрительно сооруженный как раз к 1917 году беспечным купцом-миллионщиком, сгинувшим вскоре в лихолетье смуты и гражданской войны. Свежее граффити, сделанное уличным художником-шутником на глухой стене неподалеку от КПП, изображало молодца в белом халате, который со словами «Вы все еще кипятитесь? Тогда мы идем к вам!» пеленал испуганную девушку в смирительную рубашку. Хмурый охранник, завидев «отпадную докторшу», попробовал было улыбнуться, но не смог преодолеть монументальность образа, а может и смог, но только после того, как та прошла мимо. Александра направилась к зданию лечебницы, наблюдая ставшую привычной за годы работы картину: по асфальтированной дороге, покрытой россыпью сезонных морщин, под сенью сомкнувших ветви-руки старых лип прогуливались и сидели на скамейках больные, похожие на пришельцев из иных миров, заплутавших в глубинах собственного подсознания и оказавшихся чужими в земных зарослях сознания бытового.
— Нет. Я тебе так скажу, — мужчина с метлой в руках, расположившийся на скамейке неподалеку от пропускного пункта, разговаривал с видимым только ему собеседником, — при осмысливании всякого смысла у мыслящего мыслями мыслителя рождаются мысли, осмысливающие смысл смысла, — он запнулся, провожая раздосадованным взглядом Александру, наморщил лоб, собрал в стайку разлетевшиеся было мысли и пояснил, — в смысле смысла.
Очевидно невидимый собеседник согласился со столь убедительным высказыванием, отчего лицо философа озарилось по-детски счастливой улыбкой.
Александра подошла к зданию лечебницы, но заходить внутрь не стала, увидев, что из распахнувшегося на втором этаже окна ей энергично машет рукой Вадим — давний приятель и неугомонный поклонник, а в рабочее время — главный врач и начальник.
— Сандра Юрьевна, дорогая, привет! — лицо Вадима светилось неподдельной радостью. — Счастлив видеть будущую звезду мировой психиатрии! Поднимешься ко мне, или как?
— Или как, Вадюша, — сказала она независимым тоном отпускницы, напрочь забывшей о служебной иерархии.
— Да ты не беспокойся, Сандрочка, — пряча улыбку, легко согласился тот с ее нынешним статусом, — к нам сюда независимым исследователям вход всегда свободный!
— Я слышала, у вас тут с выходом проблемы? — включившись в игру, изобразила она озабоченность на лице.
— Врут, все врут, негодяи! Клевещут нагло, без зазрения совести! — с почти искренним возмущением воскликнул Вадим. — Сама же знаешь, у нас тут самое свободное место во всей стране! Может, все-таки желаешь проверить? — жестом радушного хозяина попытался снова заманить гостью.
— Не-ет, товарищ самый главный врач! — расплылась Александра в улыбке, достойной рекламного щита зубной пасты на Красной площади. — Лучше вы к нам! Да не упрямьтесь, выходите! Последние теплые деньки на дворе! Осень золотая!
— Ну, ладно, как скажешь, дорогая! — весело согласился Вадим. — Подождешь меня минуток пять, не убежишь? А то может пару санитаров приставить? — в раздумье, будто и не к ней обращаясь, нарочно громко сказал он.
— А кто сегодня дежурит? Случайно, не Петрович?