Шкаф времени, или Новые приключения Д'Артаньяна
Шрифт:
– Знаешь, на самом деле в отношениях с детьми всё не так сложно – хотите хороших детей, будьте хорошими родителями, – парировала Люба.
– То есть давайте побольше денег и свободы и катитесь куда подальше? Так, что ли?
– Я этого не говорила. И вообще – тратить деньги – право каждого человека.
– А зарабатывать их – обязанность родителей.
– У каждого родителя есть свои плюсы и минусы, чего тут скрывать. Впрочем, как и у любого другого источника питания.
– Ага, источника бесперебойного питания. Ладно. Давай не будем выяснять отношения. Ведь как-никак, а у тебя сегодня день рождения.
– Вот именно! Так что лучше одарите бедную сироту денежкой, а советы я потом послушаю, – предложила свой вариант Люба.
– И кто же тут у нас бедная сирота? – поинтересовался папа, появляясь в комнате.
– Да кто ж как не я? – отозвалась Люба.
– Что ж, поздравляю сироту с днем рождения, – сказал папа.
– Благодарствую. А подарки будут?
– Для начала дарю стишок. Вот послушай.
Рваные сапожки,
Драная дублёнка,
Воротник из кошки
И джинса-варёнка.
Угадай с трех раз – кто это?
– Это я, бедная сиротка без модных шмоток, – предложила свой вариант Люба.
– А, что б ты понимала! – махнул рукой папа. – Это панк. Кстати, судя по твоему виду и прическе – тебе совсем немного до панка осталось.
– А что? – Люба посмотрела на себя в зеркало. – Видок что ни на есть клевый.
Из зеркала на нее смотрела вихрастая девчонка с заспанной рожицей.
– Шикарная краля, – заключила Люба, довольная своим видом в зеркале. – Цепь со своего велосипеда сниму, ошейник у соседской собаки стырю, останется только волосы на голове в зеленый цвет покрасить – и готово.
– И будешь что твой Врубель да и только, – улыбнулся папа.
– Что-то не врублюсь что за Врубель такой, – проговорила Люба и снова зевнула.
– Темнота ты беспросветная! – сказал папа. – Художник такой был. Он первый зеленым цветом волосы выкрасил.
– Зачем это?
– Чтобы выделиться из толпы.
– Ну и правильно сделал, – заметила Люба. – Не ходить же как все. В жизни и так все серо и примитивно. Потому я за индивидуальность.
– Которая выражается только цветными волосами? – усмехнулся папа.
– А хотя бы и ими. Пусть все лупятся, а кому не нравится – пусть куда-нибудь отправится. Вот лично мне пофигу чужое мнение, главное – я сама! – заявила Люба убежденно.
– То-то я смотрю, что теперь целые толпы зеленоголовых кругом, – съязвил папа. – И каждый думает, что выделяется из толпы. Смех да и только! Были бы умные – выделялись бы тем, что ПОД черепной коробкой, а не НАД ней.
– Вот именно – если были бы умными, – вставила мама. – Кстати, Люб, причешись, наконец.
– И вправду, – поддержал маму папа. – А то ходишь с прической «Я упала с самосвала, тормозила головой».
– И чем вам моя причесуха не нравится? – удивилась Люба и снова поглядела на себя в зеркало. – Самое оно. Называется хипповый хипстер.
– Вы кем угодно готовы быть, лишь бы не людьми! – заметила мама, которая все это время прибиралась в Любиной комнате.
– Люди это которые из семейства гоминид в отряде приматов? – поинтересовалась Люба.
– Господи, когда уже ты, наконец, повзрослеешь? – вздохнула мама, взбивая подушку на Любиной кровати.
– А я и так уже взрослая, – заявила Люба. – Мне сегодня четырнадцать стукнуло? Стукнуло. Осталось только паспорт получить. А паспорт получу – буду взрослой по полной программе.
– Взрослая и умная это не одно и тоже, – заметил папа. – Эх, видели бы нас далекие предки…
– Ага, предки, – ухмыльнулась Люба. – Вас послушаешь, так предки наши – все сплошь ангелы небесные, только мы одни – черти. Но как же тогда от ангелов родились черти, а?! Вот вы знаете, зачем ребенку целых два родителя? Что, одного ворчалы мало?
– Думаю затем, что пока мама психует, папа – нормальный, когда папа психует – мама в себя приходит, – предположил папа.
Люба хихикнула и ничего не ответила. Папа всегда мог подколоть ее необидно, поэтому ей с ним было куда как легче, чем с мамой – та всегда была серьезной, поэтому ее в общем-то верные замечания казались Любе слишком скучными, чтобы к ним прислушиваться. Была бы мама поприкольнее – цены бы ей не было. Но вслух она этого, конечно, никогда не говорила, а то мама бы обиделась и перестала баловать ее вкусненьким.
– Послушай моего совета, – сказал папа, – улыбайся почаще, как сейчас, и все будет хорошо.
– А вот и не стану улыбаться, – сказала Люба и специально нахмурилась.
– Да улыбнись же, не стесняйся! – предложил папа.
– Не станет она улыбаться, – сказала мама. – Из принципа не станет.
– И правильно, в общем-то, сделает, – заметил пап. – Если она сейчас улыбнется, то выйдет неискренне.
– Искренне она может только дерзить старшим, – укоризненно произнесла мама, поправляя покрывало на Любиной кровати.
– А я и младшим тоже могу дерзить, – съязвила Люба.
– Кто бы сомневался, – вздохнула мама.
– Да, в интеллектуальном плане вы недалеко ушли от табуретки, – заметил папа.
– Ладно вам, родители-производители, – сказала Люба. – Не парьтесь – дуракам жить проще.
– Всё, не могу больше это слушать! – раздраженно произнесла мама и направилась к двери. – Разбирайтесь без меня!
– И зачем только родители дают жизнь детям… – проговорила Люба едва мама вышла.
– Наверное, для того, чтобы потом дети дали жизни родителям, – заметил папа. – Ну, чего вы никак не угомонитесь с матерью, а? Чего не поделите? То она на тебя жалуется, то ты на нее. Ну что там у вас за очередная битва морских гигантов?
– Да поцапались как всегда, – отозвалась Люба. – В общем, сcора прошла без наездов, сухо, стандартно и как-то даже скучно.
– А ты бы предпочла, чтобы была кровавая бойня? И вообще учти – нервы трепать друг другу это легче всего, сложнее друг друга понять. А для этого надо уметь сдерживаться. Под горячую руку ничего путного сделать нельзя.
– Что делать, пап, если у меня такая нервная система: заводится с пол-оборота. А вообще-то хорошо, что мои нервные клетки не восстанавливаются, уж больно они нервные. Вот вчера утром я составила умные планы, а потом весь день все равно делала глупости. Отчего это так, а?