Шкатулка дедушки Елисея
Шрифт:
А потом звуки истаяли, исчезли, и вместе с ними — фигуры людей, лунное сияние… Всё без остатка поглотила ночь,
XI. Машенька
Мой Вовка вдруг заболел. Простудился где-то. Кашель, насморк. Температура — до тридцати девяти… Я с трудом уложила его в постель. Он не хотел укладываться надолго, уверял меня, что «здоров, как стадо коров», но поздно вечером ему стало совсем худо, и он вынужден был уступить. Напоила я его малиной, закутала в два одеяла, так что наружу торчали только вихры и конопатый нос, и осталась дежурить
Я даже не очень-то удивилась. Братишка мой — удивительный фантазёр, он может вам таких историй о себе наговорить, что только держись… И даже во сне его фантазия не дремлет.
Утром, когда он проснулся, ещё слабый, но уже повеселевший — дело явно шло на поправку, — я его спросила в шутку:
— Ну, и о чём же вы договорились с Моцартом?
Вовка мой побледнел, аж рот раскрыл от изумления и вытаращил на меня глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Ты во весь голос ночью говорил, вот я и знаю!
Вовка смутился, натянул на нос одеяло и пробормотал:
— Так… что-то приснилось…
Он помолчал немного. Потом спросил:
— Скажи, а ты больше ничего не нашла в бумагах нашего дедушки?
— Я там много чего нашла. Что тебя интересует?
— Меня интересует вот эта флейта, на которой наш дедушка играл в цирке и усмирил свирепого тигра. Помнишь, в старой газете было написано?
— Вовочка, милый. Там не сказано, что это был наш дедушка. И потом, мало ли что писали в старых газетах… Успокойся. Всё это выдумки газетчиков.
— Ну, ты скажешь! Выдумки! — Мой Вовка так рассердился, что сел на постели. — Нет, не выдумки! Наш дед Елисей всю жизнь мечтал сделать такой инструмент, ты же сама это знаешь!
— Мечтать можно о чём угодно… Ну, хорошо. Чего ты хочешь? Чтобы я тебе нашла в бумагах ещё что-нибудь об этом?.. Ладно, найду. Только ложись сейчас же. Ты ещё нездоров.
Вовка улёгся и сказал умоляюще:
— Найди, Машенька. Пожалуйста, найди. Там обязательно что-нибудь ещё должно быть.
«Там» — это значит, в секретере. Действительно, в бумагах нашего деда я нашла два очень интересных документа, которые близко касались этой темы. Один из них — отрывки из дневника Елисея Егоровича: среди отобранных бумаг я выбрала его походную тетрадь, ещё военных времён.
— Кстати, — сказала я Вовке, — знаешь ли ты о том, что наш дедушка был участник войны?
— Ага! Я говорил!
— Ты говорил, что он придумал какую-то пушку, а ничего подобного не было. Он больше был исследователь, чем изобретатель. А на войне он далее не стрелял, а обезвреживал мины.
— Всего-то навсего? — в голосе Вовки я услышала нескрываемое разочарование.
— Работа сапёра — очень опасная работа. Но подожди. Речь пойдёт, кажется, не о войне… Вот послушай, что здесь написано.
«Весной 1945 года, после великой битвы за Кёнигсберг, я был в составе сапёрной роты, перед которой была поставлена задача — разминировать подступы к одному из живописнейших замков, расположенному недалеко от залива. Мин мы почти не обнаружили: немцы надеялись на свой город, как на неприступную крепость, и не позаботились о том, чтобы тщательно заминировать даже самые важные объекты.
Уже к полудню мы были свободны и час-полтора могли побродить по замку. В залах со старинным оружием, мраморными скульптурами и рыцарскими доспехами я не особенно задерживался: во мне проснулась моя давняя страсть — найти ещё какой-нибудь необычный музыкальный инструмент… Рояли и аккордеоны меня не особенно интересовали, хотя на них и стояли марки лучших музыкальных фирм мира. Любопытна была коллекция старинных (по-моему, ещё средневековых) охотничьих рогов. Тут был один огромный, позеленевший от времени, настоящий Олифант — не в него ли трубил герой Роланд, в смертельной тоске призывая войско своего короля прийти ему на помощь?
Больше ничего достойного внимания не было. Зато другая находка, очень важная, ожидала меня в подвале замка. Ребята из моего взвода нашли там ящик со старинными рукописями. Я бегло их просмотрел. Для специалиста этот ящик был бы настоящим сокровищем! В нём хранились рукописные Евангелия двенадцатого века, различные средневековые научные трактаты, даже копии с античных рукописей. Видно, хозяин замка понимал в этом толк и был завзятым коллекционером. Может быть, он хотел переправить эти вещи в более безопасное место, но не успел.
Меня особенно заинтересовала одна рукопись: она отлично сохранилась, ибо написана была на хорошем пергаменте. Чёткий готический шрифт позволял мне легко читать её, а мои познания в немецком вполне достаточны, чтобы разобраться в сути написанного.
Автор рукописи — некий Винсент из города Бове. Он в своё время был знаменитым магом, алхимиком и, между прочим, умел играть на многих инструментах. Здесь-то я и прочёл незнакомую мне версию легенды об Орфее. Не знаю, преобразил ли сам автор эту легенду своей богатой фантазией или он добросовестно цитирует не известный никому первоисточник.
Легенда же выглядит так:
«Величайший из всех живших когда-либо на земле музыкантов, фракиец Орфей, чей божественный дар извлекать звуки из кифары, арфы и флейты превосходил, говорят, даже искусство бессмертного Аполлона, на самом деле не токмо беглостью пальцев достиг умения заклинать стихии. Тайна магии его звуков заключена была в самих инструментах, кои сотворены были, по преданию, неким фракийским мастером, имени которого молва для нас не сохранила. Орфей же, пользуясь искусно сделанными инструментами и исполняя на них мелодии в древних благородных ладах, высокой славы достиг и, не скрывая, говорил всем, что может усмирить любого дикого зверя и успокоить любое ненастье — где и когда пожелает.
Похвальбу Орфея услышали олимпийские боги, среди которых был и Аполлон, не терпевший, как известно, соперников по части музыкальной игры (ужасная смерть Марсия и участь царя Мидаса тому печальные свидетельства). Охваченный гневом, он хотел покарать дерзкого музыканта и приготовил для него одну из своих золотых стрел, но сестра его Артемида, очарованная игрой Орфея, отговорила брата от сего жестокого предприятия. Тогда Аполлон вознамерился проверить: вправду ли Орфей звуками своей кифары может усмирить бурю?