Школа 1-4

Масодов Илья

Лежать так просто в постели среди белого дня сперва было странно, а после стало скучно, и Катя с Верой назло Ломову закуривают одну папироску на двоих, тайком передавая е? друг другу и затягиваясь под одеялами, чтобы он узнал, как не удержать ему их в четыр?х стенах, хоть бы он и окна тоже запер. Но когда трава приблизилась к Катиному лицу и пош?л новый дождь, крупный, как бриллианты, она жалеет о дыме, который вдохнула, потому что страх приходит снова, и она сразу оказывается в саду, где не бывала уже давно, и вс? вокруг такое мажущееся и яркое, словно тонко вылеплено из волшебного цветного пластилина: и зел?ные глянцевые листья кустов, и чистая свежеполитая трава, и белые капли фонтанов, низвергающиеся в прозрачный воздух, и розы на ветвях, и огненные маргаритки вдоль дорожки, и молочные кувшинки на ч?рном зеркале пруда, где ряска лежит неподвижно, как невытертая пыль, и красные

яблоки, мерцающие на деревьях, и мягкая ж?лтая птица иволга, молча сидящая на суку. А страшнее всего то, что Кате хочется идти по аллее, мимо пруда, к покрытой лозами лилового винограда стене, неодолимая сила влеч?т е? туда, на песке ч?ткие трапеции косого утреннего солнца, как ков?р, и босые ноги Кати совсем не оставляют на н?м следов. Она подходит к стене и сквозь крупные листья и переплетение усиков и розоватых плотных лоз видит на сером камне какие-то рисунки, будто нарисованные цветными мелками, ж?лтым, алым, голубым и т?мно-синим. Это просто линии, длинные и искривл?нные, как волосы, размет?нные ветром, но вс? же они изображают что-то, таинственное и страшное.

– Я рисовала этот всю ночь, - шепчет детский голос за спиной Кати.

Она оборачивается и встречает девочку из сада, которая, наверное, и раньше стояла в зелени кустов, но Катя е? не замечала, потому что девочка из сада одета в длинное зел?ное платье с бл?стками, совсем такое, как сверкающая каплями фонтанов листва.

– А что это?
– спрашивает Катя, потому что хочет узнать, умеет ли она сама ещ? говорить.

– Не узна?шь?
– девочка из сада выходит на песок, глядя Кате прямо в лицо. Катя никак не может понять, какого цвета у не? глаза. В каштановых волосах девочки из сада свит какой-то странный зел?ный бант.
– Это ты.

– Я?
– Кате вдруг делается так страшно, что она хочет немедленно проснуться. Лицо девочки из сада искажается гримасой боли, словно е? д?рнули за волосы.

– Перестань, - шепчет она, - ты не должна так делать. Тебе что, страшно?

– Нет, - лж?т Катя.

– Хочешь, мы сделаем так, - продолжает девочка из сада, подходя ближе, что ты никогда больше не будешь меня бояться?

– Не надо ничего делать, - просит Катя и снова пытается проснуться. Девочка из сада вскрикивает и останавливается.

– Перестань, что же ты такая тупая. Если ты сейчас уйд?шь, ты потом прид?шь снова, и так будет всегда. Разве ты не хочешь покончить с этим?

– Я хочу.

– Хорошо. Тогда закрой глаза.

– Нет.

– Просто закрой глаза. Это не будет больно.

– Нет. Не надо, - просит Катя.
– Отпусти меня отсюда.

– Ты же пойм?шь, что зря боялась. Ну пожалуйста, закрой глаза.

Катя не переста?т видеть, как девочка из сада приближается к ней. Е? зрачки не имеют цвета, вс? на свете имеет свой цвет, кроме них. Сейчас это мягкое, прохладное лицо косн?тся Катиного, от девочки из сада пахнет мокрой травой и дождевыми червями. Перестав думать, Катя закрывает глаза.

Она не чувствует ничего, проснувшись в одной темноте. Уже действительно наступила ночь, или товарищ Ломов сделал е? по всей земле? За окном опять сыпется дождь, девочки шепчутся и тихо смеются в своих постелях. Из-за стены стучит молоток.

– Что это там?
– спрашивает Катя у Веры, которая тоже уже не спит.

– Товарищ Ломов забивает окна одеялами, - ш?потом отвечает Вера.
– Чтобы никто больше не знал, когда день, а когда ночь. Анька ходила в сортир и там встретила Олю из второй комнаты, она говорит, Ломов сломал уже молотком все часы.

– Что же теперь будет?
– задумчиво спрашивает Катя. Они молчат, думая о будущем, которое вдруг окуталось непроницаемым мраком.

– Знаешь что?
– тихо произносит Вера.
– Надо убежать на стройку и рассказать людям о том, что Ломов решил сделать вечную ночь. Пойд?шь со мной?

– Холодина такая, - ?жится под одеялом Катя.
– И дождь ид?т.

– Забь?т окна - не убежишь, - уверенно предсказывает Вера будущую топографию мира.
– Надо сейчас.

– Ну пошли, - соглашается Катя.
– Поесть ничего нет? Не было ужина?

– Какой теперь ужин, т?тя Клара в подполе сидит. На стройке дадут чего-нибудь поесть.

Они одевают свою одежду, обуваются в каз?нные сапоги и отворяют окно, оттуда выходит сильный шорох дождя и тяж?лый, железистый запах пропитанной водой земли.

– Вы куда?
– спрашивает кто-то за спиной.

Вера без ответа вылезает в окно, став сперва коленями на подоконник, и озирается по сторонам. Следом за ней выбирается Катя. Дождь сразу покрывает ей лицо своей леденящей сыпью, капли густо летят прямо из мрака, не

нуждаясь в свете для выбора своего пути. Вера бежит вдоль стены, ограждающей дом, вправо. Катя смотрит налево, на т?мный прямоугольник наглухо закрытых ворот, зачем-то отирая воду с лица. Многие окна уже снаружи задраены одеялами, закрывающими ст?кла, отчего дом выглядит пугающе, на шесте над крыльцом вместо красного флага висит мокрый ч?рный ватник, м?ртвый, как пугало. Катя поворачивается и тоже начинает бежать, чтобы не остаться здесь одной. Они знают место, где под стеной можно пролезть, этот лаз выкопали летом мальчишки, когда играли в гражданскую войну. Капли противно колют Катино лицо на бегу, один раз она поскальзывается на мокрой траве и чуть не падает. В яме под стеной собралась вода, но приходится туда лезть, впрочем, Катя уже такая мокрая, что спокойно ложится в грязь и полз?т без отвращения, отворачивая только лицо от толкающихся впереди сапог Веры, которые бросают ей навстречу крупные брызги, полные хрустящего на зубах песка. Дальше они бегут степью, в темноте, сквозь намокшие заросли травы, с не? вода заливается им в сапоги и хлюпает, пропитав уже носки. На дороге - лужи и грязь, здесь приходится падать, стараясь только не вывихнуть ногу, вся одежда уже в грязи, а кроме того Кате вс? время чудится преследование свирепого в своей неистовой классовой ненависти Ломова, вооруж?нного молотком как типичным оружием пролетария, Ломов должен бежать быстро, от могучей силы в ногах, протаптывая грязь дороги сапогами до вечной, никогда не намокающей тверди. Иногда Кате кажется, будто она слышит уже сзади тяж?лый, чавкающий его топот, и она тогда собирает последние силы и ещ? быстрее устремляется впер?д, падает, вста?т и снова бросается в темноту, временами она даже перегоняет Веру, потому что та падает, и падая едет на коленях дальше по грязи, и давно уже никто не думает о том, чтобы не испачкаться.

Когда они видят впереди свет строительного городка, то идут к нему шагом, потому что сил у них почти уже не осталось. Рабочие не вышли на ночную смену, отвращ?нные неуютностью холодной сырости, падающей сплошной стеной с небес. Их воля подавлена в сонном тепле лежанок, закрытых от дождя, и они превратились в человеческих животных, сомкнувших усталые глаза перед царствием темноты, так что Катя даже пугается, уж не установил ли Ломов повсюду свою ч?рную, совиную власть. И когда на стук их кулаков и локтей отворяется дверь пошарпанного степной непогодой домишки, освещ?нного электрической лампочкой, перед которой вс? сыпется и сыпется на свету косая водяная крупа, Катя что есть силы кричит в лицо согнувшемуся под притолокой человеку:

– Вы что, силу воли своей забыли, товарищи? Почему не работаете?

– Камень не клеится в такой дождь, товарищ пионерка, - рассудительно улыбается рабочий.
– Как только клеиться станет, так десять норм положим. А что прибежали-то в такую воду?
– он обеспокоено смотрит на задыхающуюся Веру, прижавшуюся лбом к рукам, а руками к деревянной стене, по бледному электрическому лицу е? стекают капли.

– Контрреволюция, - тяжело и хрипло произносит она.
– Ломов вечную ночь сделать хочет. Окна одеялами затыкает. Помогите, товарищи.

– Ватник вместо флага повесил, - добавляет Катя.
– Часы молотком истребляет. Т?тю Клару в подпол посадил.

Девочкам выдают по куску непромокаемой материи для защиты от дождя, и бригада рабочих в составе девяти человек отправляется с ними в степь, чтобы освободить детский дом, ставший временно бастионом контрреволюции. Они разбивают ломами запертые ворота, врываются в здание и ищут повсюду товарища Ломова, но находят только перепуганных детей, сидящих на своих кроватях, и злую Клару, измолотившую себе руки до синяков о дверь темницы, они срывают с окон одеяла, выламывают запертые повсюду на ключ двери, и за самой последней дверью, комнатой Никанора Филипповича, таится в темноте лютый враг, он бросается впер?д с р?вом бешеной дикой свиньи, он бь?т молотком человеческие головы, и показывает тем самым сво? истинное кровожадное контрреволюционное лицо. Ломова сбивают с ног и с хрустом и чавканьем бьют ломами, сверху вниз, будто пробивают во льду прорубь, ему раскалываю кости и он неистово хрипит, а потом переста?т. Кто-то зажигает фонарь, на кровати лежит труп Никанора Филипповича в пижаме, с пов?рнутой набок головой, глаза его прикрыты, но рот некрасиво разинут и язык вывалился наружу, такой синий и противный, белые волосы взъерошены, как у мокрого воробья, худые босые ноги вытянуты кривыми пальцами в сторону стены, и на них лежит животом Саша, руки Саши лежат вдоль тела, голова утыкается в бель?, голые раздвинутые ноги падают на пол, платье Саши задрано, а трусы и колготки разорваны пополам.