Школа Добра
Шрифт:
Где справедливость? Почему мне больно, а он даже не поморщился?
– Юла, – он попытался меня обнять. Плавали, знаем. Больше ты нас в свои коварные объятия не заманишь. Отпрыгнула от него, как ужаленная.
– Не смей! – и пальцем погрозила для острастки. – Кто я тебе? Какое ты вообще право... Я что, повод давала?
Давала, конечно, давала. Сморщила нос от досады. На балу и после тоже. И теперь он что, думает, что со мной можно вот так вот взять... взять и просто...
– Иди со своей кобылой цокающей целуйся, а меня в покое оставь! – выпалила зло и отпрыгнула от протянутой
– Какой кобылой? – растерялся Александр.
Ах, у него их, оказывается, много. Ему все-таки удалось отловить меня, когда я уже почти выскочила из холла в коридор. Но поздно, я уже вспомнила про Винчика. И забывать не собиралась.
– Прости, я не хотел тебя испугать, – проговорил в мою дергающуюся макушку.
Сильно надо! Никто тебя тут и не думал бояться.
– Юл, да постой же! – он встряхнул меня ощутимо и сообщил:
– Я уезжаю завтра. Давай поговорим нормально, а?
– Не хочу! – строптиво дернулась из его объятий.
– Какая ты...
– Какая есть!
– Почему с тобой так сложно?! – почти прокричал.
– Найди себе, с кем будет легко! – ответила в том же тоне.
Александр сощурился зло, руки в кулаки сжал и неожиданно рявкнул:
– Ну, и черт с тобой! Делать мне больше нечего, как с детьми возиться!
И просто ушел. Я же осталась торчать посреди холла, какое-то время таращилась непонимающе на то место, где Виног стоял всего секунду назад, а потом медленно побрела в свою комнату, не глядя на Аврору и остальных соседей, забралась на кровать, к стене отвернулась и разрыдалась.
Хорошо, что меня никто не пытался утешить и не лез с расспросами. Потому что я все равно ничего не смогла бы ответить. На меня напала страшная тоска, непонятная обида и жалость к себе. Я так пролежала очень долго, наверное, до самого вечера, пока не заснула, уставшая от слез и совершенно опухшая.
Последнее воскресенье каникул мы с Авроркой начали с генеральной уборки, в процессе которой выяснилось, что у Могилы пропало целых три бабушкиных драгоценных флакона.
– Не помню я, что там было! – сокрушалась подруга. – Но один точно был со стирающим память зельем... Синенькая такая бутылочка из непрозрачного стекла.
– Засунула куда-нибудь и забыла, – предположил Вепрь.
– Да ничего подобного! Все было на месте, еще когда мы готовились к акции 'Гениальные ручки'!! А теперь вот, смотри, – Аврора расстроено отошла от сундучка, демонстрируя нам три пустые ячейки для флаконов.
– Ну, не сами же они ушли! Подумай сама, – взывал к логике мыш.
– Не сами.
Аврора нахмурилась.
– И украсть их не могли, – продолжал Вепрь. – Потому что Григорий здесь неотлучно. Да и не случалось воровства в Школе, вот уже... Я вообще не помню, случалось ли оно здесь.
И тут я вспомнила про подарок от родителей, про драгоценную шкатулку, у которой тоже непонятным образом выросли ноги.
– Волчок, ты простофиля!!! – орала Могила, когда узнала, что именно я получила в подарок от родителей. – Как? Скажи мне, как можно было потерять ТАКУЮ вещь?
Ну, что тут возразить, вздыхаю только тяжело. И даже не обижаюсь, потому что на правду не обижаются.
– Надо здесь все перерыть, – активизировалась Аврорка. – Сто про, засунули куда-то! Мы или... или пьяницы эти.
Я только хмыкнула. Можно подумать, что мы в ту ночь были трезвенницами. Да у меня до сих пор голова болит, стоит только вспомнить об утре после празднования моего дня рождения.
Вепрь моего веселья не разделил, он смешно сморщил мордочку и важно произнес:
– Тут может помочь только Пауль Эро.
Пауль Эро и Альфред Ботинки. Начало карьеры
Известный в школьных кругах сыщик Пауль Эро учился на третьем курсе факультета ботаников, пользовался успехом у дам, а также носил титул самого молодого и самого обаятельного детектива эпохи.
Он был молод, умен, высок и красив. И к своим девятнадцати годам успел прославиться как в Светлом тронном зале, так и под сенью Темной короны. Причем слухи о нем ходили самые разнообразные, но никто толком не мог объяснить, что он сделал. То ли нашел украденный алмаз Короля, то ли раскрыл загадку смерти фаворита королевы... Поговаривали, что он успел побывать в сердце Дома Вампиров и даже не обошел стороной Лес Серых Оборотней.
И опять-таки, все только на уровне слухов: якобы был, якобы отыскал, якобы сделал. Короче, полный набор. Загадочность, опасность, мужественность и красота. Стоит ли говорить, что от поклонниц Паулю приходилось отстреливаться крупнокалиберными пулями: такими как хамство, равнодушие и беспардонное игнорирование. Известный сыщик не гнушался даже такими грязными методами, как собственноручное распространение слухов о своей греховной связи с Альфредом Ботинки – другом детства и соседом по комнате в общежитии.
По призванию сыщик, а в силу эльфийской наследственности ботаник, в Школе Добра Пауль первый курс продержался на честном слове и на чистом упрямстве, потому что учиться ему не хотелось, но и другого занятия он себе пока не придумал, домой же возвращаться без приличного образования было никак нельзя. Второй курс начался с предложения поработать на одну из деревенек, расположенных недалеко от Школы. Надо было договориться с духом леса, а может быть болотником, кто их разберет. Повадился этот гад по ночам проезжих пугать. Встанет у дороги в черной одежде и с косой за плечами, а большего-то и не надо, в позднем-то листопаде. Путники, прознав о том, что в Городее поселилась Смерть собственной персоной, десятой дорогой деревню стали объезжать. И это рублем ударило по трактирщику. А злой трактирщик – беда почти в каждой деревенской хате.
Договориться с болотником или лесником – плевое дело. Но всем известно, что все существа низшего порядка давно и окончательно поставлены на королевский учет и занесены в "Книгу Исчезающих Видов". Они и магам-то не являлись почти никогда, а чтобы простым деревенским – уж совсем нонсенс. И Пауль не смог устоять: смерть до чего хотелось разобраться, что здесь к чему.
Забегая вперед, следует сказать, что за свое первое дело знаменитый сыщик платы не получил. Мало того, был бит на пустыре между Городеей и Большим Трактом. Но об этом знал только Альфред Ботинки, а Альфред Ботинки, как он сам частенько говорил, стуча при этом кулаком в свою мужественную грудь, известное дело, могила.