Школа Добра
Шрифт:
Алекс раздраженно закатил глаза, а потом громко выдохнул, когда я шагнула к нему вплотную, привстала на цыпочки, обняв за шею, и прошептала прямо в ухо:
– Она хочет меня убить.
Аккуратно положил свои руки на мою талию и так же тихо спросил:
– С чего ты взяла? – и в голосе не слышно удивления и возмущения. Только чистый интерес, ничего больше. Пальцем коснулась сережки и снова к вкусно пахнущему уху прислонилась губами.
– Подарок от шкатулки.
Алекс быстрым взглядом скользнул по моему украшению,
– Подробнее.
Вздохнула и рассказала ему о том, как мы в палате подслушивали разговор ректора с Венерой Ниловной.
– Значит, пустынные огневики, – прошептал Алекс, когда я закончила ябедничать.
– Ага, и еще она сказала, что у нее на тебя другие планы.
Алекс усмехнулся, а потом обнял меня так крепко, что у меня в глазах потемнело.
– Мы справимся. Обещаю. Ты главное, ничего не бойся, – вздохнул и дословно повторил фразу Пауля Эро. – Защитников у тебя совершенно точно больше, чем врагов. А эту… проблему мы решим.
А потом вдруг, без перехода и не меняя тона и тембра голоса:
– Поцелуй меня.
Ну разве можно ему отказать, когда у него вид такой несчастный?
***
С понедельника я полностью окунулась в учебную жизнь. Во-первых, клялась же себе всем на свете. Во-вторых, Алекс настойчиво умолял поберечь его нервы и не влезать больше никуда. В-третьих, папа вздыхал, хватался за сердце и просил не добавлять ему седых волос. У меня даже на секунду закралось смутное подозрение, что они сговорились, а потом Вельзевул Аззариэлевич сделал мне такое предложение, от которого я просто не смогла отказаться.
Во вторник после занятий дежурный вызвал меня в АД. Я с радостью сбросила уборку вернувшейся к нам комнаты на Авроркины плечи и немедленно умчалась на свидание к ректору. Все что угодно, лишь бы не тряпка со шваброй!
Пан Ясневский сидел за своим столом и с тоскливым видом смотрел в окно.
– Здрасти, – радостно поздоровалась я и, не дожидаясь приглашения, плюхнулась на стул перед ректорским столом.
Вельзевул Аззариэлевич сфокусировал на мне мрачный взгляд и заявил:
– Ты это заварила, тебе и расхлебывать.
– А?
– Кто надоумил Тищенко потребовать от ректора отдельного помещения под пельменник?.. Слово-то еще какое дурацкое придумала! Ты?
Неопределенно киваю, одновременно прикидывая, чем мне все это может грозить.
– У вас же в комнате есть свободная кровать?
Он что, собрался Тищенковских пельменей к нам на третий ярус заселить?!
– Там, вообще-то, Вепрь живет…
Ректор полоснул меня гневным взглядом.
– Не стена, подвинется… Значит, так, – решительно стукнул кулаком по столу. – На свободное место заселяется Фифа Саф… тьфу ты, чтоб вас всех… Ифигения Сафская. Ее бывшая комната переделывается в этот ваш… пельменник.
Аврорка меня убьет. Решительно поднимаюсь на ноги и заявляю:
– Я категорически против.
– Отлично! – Вельзевул Аззариэлевич оскалился довольно. – Вот сама об этом своему другу и сообщишь. Потому что все равно после открытия модного салона свободных помещений в Школе не осталось.
Что значит, сама скажу? И какой модный салон!?
– Э-э-э-э, Вельзевул Аззариэлевич! Так нечестно!
– В качестве компенсации можешь подключиться к исследованию. Я тебе даже могу выделить зарплату как лаборанту.
– К исследованию?
– Будешь Гениал… проклятье! Как вы эти прозвища придумываете вообще? Будешь Амадеусу помогать пельменей воспитывать, скажем, за два золотых в день.
Я немедленно, не сходя с места, издала вопль счастливого пустынного шакала, набредшего голодной-голодной ночью на тушу мертвого бизона, и через стол послала ректору воздушный поцелуй.
– Надеюсь, с Могилой у тебя проблем не будет?
О чем вы говорите! Какие проблемы? Мы просто разделим деньги пополам, а Фифу пусть Григорий с Вепрем воспитывают.
Откровенно говоря, я про Сафскую, пока в комнату возвращалась, вообще старалась не думать, потому что это в Школе никто не знает о том, что в ее семье произошло, а меня-то папа просветил. Страшно, наверное, когда твоего отца даже не в Острог, а напрямую в королевскую темницу отправляют. И еще страшнее, если представить, что кроме этого отца, каким бы человеком он ни был, у тебя больше никого нет.
– Ты же добрая девочка, Юлчонок, – говорил папа, когда мы с ним прощались. – Хоть, временами, мстительная и злопамятная чересчур. Давай, не в этот раз, ладно? Ей и так тяжело.
Мне после этих слов даже совестно немного стало, потому что папа думал, что я такая мрачная, потому что планирую в отношении Фифы какие-то действия предпринимать, когда я только про Алекса и могла думать. Ну, и еще про то, что у него с Изой Марковой было. И было ли ЭТО!? Потому что прямой вопрос я задать, по понятным причинам, не смогла, а на непрямой Александр ответил:
– Это все ерунда из прошлой жизни.
Из прошлой жизни… для кого прошлая, а для кого самая, что ни на есть настоящая… И главное, не выперли же ее из Школы, жизнь эту прошлую, исправительные работы на кухне назначили до конца учебного года. И все. Все!! Нет, я не кровожадная, но какое-то это неправильное наказание.
Аврорке не пришлось ничего говорить о том, что к нам Фифа переезжает, потому что к моему возвращению Тищенко ее вещи уже транспортировал в нашу комнату. Все-таки ректор – еще тот жук! А если бы я уперлась рогом и не согласилась на такую рокировку?
Но хуже всего было то, что Фифа сидела на маленькой софе, бездумно глядя на кучу вещей, которые Гениальные Ручки прямо посреди нашей комнаты сгрудил. Моргала задумчиво и медленно. Плечи опущены, руки сложены на коленях, а на ногтях лак облупился. У Фифы!!