Школа после школы
Шрифт:
Придав нужное положение, я начал срочную тампонаду носа. При этом я говорил с больным только на молдавском языке. Я был уверен, что больной из молдавского села. Осмотреть, откуда изливается кровь не было возможности. Толстая струя била слышными толчками. Чтобы спасти больного я решил перестраховаться и застраховать пациента от дальнейшей потери крови. Я принял решение наложить комбинированную заднюю тампонаду. Зверская процедура. Для больного и для врача.
Все прошло быстро, удачно, с минимальной потерей крови во время процедуры. Распорядившись о неотложных назначениях, я взял историю болезни и направился в ординаторскую, чтобы записать о проделанном. Описав состояние больного, состояние ЛОР-органов,
Закрыв историю болезни, отодвинул ее в сторону. Подвинул с себе следующую. Тут же отодвинул, впившись взглядом в историю болезни предыдущего пациента с носовым кровотечением:
Лисник Павел Тимофеевич, и так далее...
В памяти, как на экране всплыло все: "Вы всего навсего учитель!; Агрессивный топот сапог по школьному коридору; Завтра с утра в сельсовет с паспортом!; Ты что? В трибунал захотел? Посадят!"
Хорошо, что я работал в маске, закрыв лицо. Плюс очки. Больной мог меня узнать и вспомнить события двадцатилетней давности. Это могло спровоцировать повышение давления, рецидив кровотечения, а то и кровоизлияние в мозг. К недоумению сотрудников, знающих о том, что я часто пренебрегаю мерами индивидуальной защиты, в последующие дни я маски не снимал. С пациентом продолжал общаться на молдавском, хотя часто он не все понимал.
В срок я удалил тампоны из носа. Все обошлось, как нельзя лучше. Давление стабилизировалось. Я готовил пациента к выписке из стационара. Как-то утром я проводил контрольный осмотр больных, забыв надеть маску. В процедурную вошел и сел на табуретку очередной пациент. Я поднял взгляд. Передо мной сидел Павло Лисник! Как можно равнодушнее и доброжелательнее я спросил о самочувствии.
– Хорошо, доктор! Хочу домой.
По лицу, наливающемуся бордовым цветом, его глазам я видел, что он меня узнал. Я старался не подать вида, что нас что-либо связывало в прошлом. Полагаю и надеюсь, что это мне удалось.
– Перед выпиской надо измерить давление.
Измерив, я с трудом оторвал взгляд от шкалы тонометра. 200/100. Ого!
Я снова назначил консультацию терапевта. Когда коллега измеряла давление, оно было 150/90. Я понял, что на этом этапе больному лучше всего уйти домой, чтобы не видеть меня. В тот же день пациент был выписан на амбулаторное лечение.
Химик Саша
Рассказывая о самих Мошанах, школе, людях и о том времени, поймал себя на том, что говорю обо всем, кроме основного - подготовки к вступительным экзаменам на следующий год. Между тем, начиная со второй четверти, с ноября я начал подготовку к экзаменам по трем дисциплинам: физике, химии, русскому языку и литературе. Сам характер работы, окружение уже, ставших коллегами, педагогов и сама школьная атмосфера располагали к чтению вообще и к учебе в частности.
Несмотря на то, что самым старшим классом был девятый, в школе были все необходимые учебники для среднего общеобразовательного заведения. Трудно сказать, какой дисциплине я отдал предпочтение, но начал с подготовки по русскому языку и литературе. Скорее всего потому, что на экзамене по русскому языку и литературе в Черновцах я написал сочинение на тройку.
Надо было научиться писать сочинения. Для этого надо было знать хрестоматийный материал и уметь анализировать его в том ракурсе, в котором нас натаскивала в средней школе наша Варвара Ивановна. И последним моментом было грамотное критическое изложение материала.
С разрешения Зинаиды Васильевны и Валентины Николаевны я перечитывал сочинения наиболее успевающих учеников. Очень скоро я отказался от избранной мной методики самообразования. Ощутимой была разница в восприятии материала девятиклассниками и мной, закончившим одиннадцать классов и уже работающим. Я видел: если я буду ориентироваться на написанные восьми- и девятиклассниками сочинения, к концу учебного года мои сочинения станут наивными и примитивными.
Решение вопроса я неожиданно нашел в методических рекомендациях по русскому языку и литературе для учителей. Я не писал полностью сочинения от начала до конца. Я старался делать то, чего я не любил делать в школе: я писал преподробнейшие планы моих будущих сочинений и укладывал их в моей памяти. Скоро это стало системой.
Несмотря на то, что на вступительном экзамене в Черновцах химию я сдал на "отлично", я осознавал, что физику я знал лучше химии. Тем не менее физику я вначале учил безсистемно. Просто выбирал наиболее предпочтительные разделы, особенно решение задач. Потом стал ходить на уроки физики к Петру Кирилловичу. Влюбленный в свой предмет, Петр Кириллович охотно совершал экскурсы в любой раздел физики. Признаюсь, довольно часто мы спорили. Споры эти, я понял позже несли в себе пользу для нас обоих.
Что касается химии, я неожиданно в качестве наставника я получил, живущего со мной в одной комнате на частной квартире, Сашу Чеботаря. Саша, закончив Тимирязьевскую академию, работал главным агрономом в колхозе. Наши совместные путешествия в мир химии начались неожиданно. Взяв в руки, принесенную мной из школы, "Общую химию", кажется Иванова, а может Глинки, точно не помню, Саша полистал книгу, затем внимательно прочел оглавление. Закрыв книгу, положил ее на стол.
Затем на меня посыпались вопросы. Я осознавал, что хотя Сашины вопросы не выходили за пределы школьной программы, на большинство его вопросов ответа у меня не было. Саша открыл мне глаза: несмотря на пятерку в аттестате и отличную оценку на вступительном экзамене в Черновцах, химию я знал из рук вон плохо. Тогда Саша мне сказал, что в моих знаниях отсутствует система. Я тогда не мог осознать, что такое система в химии.
Оказывается Саша после двух курсов агрономического факультета Кишиневского сельхозинститута был направлен в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию для углубленного изучения агрохимии, тогда относительно новой дисциплины. Моему изумлению не было предела, когда я осознал диапазон и глубину Сашиных знаний неорганической, органической и биологической химии.
Откуда в нем была такая мотивация преподавания мне химических дисциплин? Вспоминая тот год, мне кажется, что в Саше с рождения был заложен и не родился талантливый педагог. Он настолько доступно раскрывал передо мной саму химию, что я самостоятельно стал видеть в ней систему. Я его не просил заниматься со мной. Он сам, не объявляя, стал увлекательно и, не побоюсь сказать, с любовью натаскивать меня с самых азов. Я стал смотреть на химию по другому. Наряду с общей (неорганикой и органикой) Саша познакомил меня с биохимией, с физической и коллоидной химией. При этом я сам ощущал, что, усвоенные вне школьной программы, знания не являются чем-то отвлеченным, лишним. Любую формулу, любую химическую реакцию Саша подносил в прикладном плане, привязывая знания к практическому применению.
На вступительных экзаменах в Кишиневском медицинском институте я получил: по физике - четыре, по химии - пять, по сочинению - три. Два года подряд одни и те же оценки. Словно кто-то наворожил. Проходными были двенадцать баллов. Я поступил!
Волга
Однажды Саша пришел с работы в необычайно возбужденном состоянии. Он долго ходил по комнате из угла в угол, почти пританцовывая. Потом стал напевать песни. Тогда я узнал, что в Саше погиб, не родившись, еще и оперный певец. Порывшись в огромной картонной коробке, Саша достал бутылку шампанского: