Школа после школы
Шрифт:
Родителям я ничего не говорил. В среду второго сентября, я подкатил на мотоцикле под открытое окно кабинета ДОСААФ. Газанув, заглушил двигатель. Вошел в кабинет. Мой начальник был у комсомольцев. Я успел написать заявление, привести в порядок сейф и бумаги на столе, когда вошел Иван Алексеевич. Извинившись, глотая слоги и слова, я объявил ему об уходе. Положил на стол заявление, ключи от кабинета, сейфа и мотоцикла.
В это время в кабинет вошел первый секретарь. За две недели я уже знал всех райкомовцев. Первого звали Федор Прокопович. По фамилии Конишеску. Он
– Мы соберем бюро райкома! Дадим такую характеристику, что ты в институт до старости не поступишь!
Стало очень неприятно. Я чувствовал насилие, какое-то глумление над собой. Объяснять что-либо, или вступать в спор я не хотел. Меня очень легко уговорить. Этого я боялся больше всего. Уже тогда я начал осознавать то, что я не воин. Я еще раз извинился, что не оправдал доверия. Попрощался и вышел ...
Каков был месячный оклад инструктора райкома ДОСААФ я так и не узнал.
Вержбицкий
Я вышел на улицу. Остановился в нерешительности. Направо в пятидесяти метрах к железнодорожному вокзалу примыкала автостанция. Скоро должен отходить автобус на Елизаветовку. Ехать домой не было желания. Я повернул направо, к, утопающей в пыли, улице, ведущей к старому железнодорожному переезду.
– Сходить еще раз на сахарный завод?
– подумал я.
– А вдруг за эти две недели освободилось место в КИП?
Я прошел мимо длинного одноэтажного здания РОНО (районного отдела народного образования), когда сзади меня окликнул знакомый голос:
– Единак!
Я оглянулся. У калитки напротив входа в РОНО стоял наш учитель черчения и математики Михаил Васильевич Горюк. Мы уважали и, пожалуй, любили этого немногословного, всегда говорящего вполголоса, учителя. Последний год он у нас не преподавал. Построили молдавскую школу. Молдавские классы перевели туда, а директором назначили Михаила Васильевича.
Михаил Васильевич сделал приглашающий жест. Я подошел. Михаил Васильевич неожиданно протянул мне руку. Поздоровались.
– Зайди к зав РОНО. Сергей Максимович увидел тебя через окно. Он помнит тебя с первого посещения. Попросил вернуть тебя. Он ждет.
– провожая меня по узкому темному коридору, Михаил Васильевич повторил.
– Сергей Максимович.
Я вошел в приемную. Секретарша оторвалась от пишущей машины и кивком указала на дверь заведующего. Я постучал.
– Заходи! Оттуда стука не слышно!
Я открыл обитую дерматином дверь. За ней была еще одна, тоже обитая дерматином.
– Здравствуйте!
– Проходите! Садитесь сюда, поближе!
– кивком головы Сергей Максимович указал на стул.
– Нашел работу?
– Сергей Максимович сразу перешел на "ты".
Я рассказал о последних двух неделях моей жизни, работы и о событиях последнего часа. Заведующий РОНО внимательно слушал, не перебивая.
– Что больше всего не устраивало тебя в ДОСААФовской работе?
– Я понял, что у меня не будет возможности как следует подготовиться к вступительным экзаменам в следующем году. Да и сама работа...
– я замялся.
– Ясно! В Мошанах в этом году открывается девятый класс. В дальнейшем будет средняя школа. Лаборантом пойдешь?
– Пойду!
– Я даже не думал.
– Пиши заявление! На мое имя.
Я написал заявление. Сергей Максимович, пробежав глазами текст, что-то быстро написал в верхнем углу листа.
– Можешь ехать прямо сейчас. Найдешь директора. Пономарь Иван Федорович. Он с утра мне звонил.
Я вышел. До сих пор не могу себе ответить, поблагодарил ли я Сергея Максимовича, сказал ли "До свидания". Не помню...
Поднявшись по ступенькам к калитке, я уверенно повернул направо. На автостанции водитель обилетчивал пассажиров в стареньком автобусе "Дондюшаны - Атаки". Я вскочил в салон.
Школа
Вышел я на остановке в центре Мошан. Школа белела длинной полосой здания с широкими окнами в самом начале противоположного склона, разделяющего село, оврага. Походя, я сорвал, свисающую через каменную изгородь, сливу. Оттерев пыль, я отправил сливу в рот. Стал жевать. Кисло-сладкая с горчинкой слива казалась очень вкусной.
Украдкой оглянувшись, я быстро наполнил карман полу-зрелыми продолговатыми фиолетовыми плодами. Спускаясь в долину, затем поднимаясь к школе я разламывал пальцами ягоды одну за другой. Отбросив косточку, жадно поглощал половинки мякоти. Казалось, это была неуемная жажда кислого, которую я никак не мог утолить.
Директора школы я нашел в учительской. Он сидел за длинным, покрытым зеленым сукном, столом с массивными тумбами. К директорскому столу приставлены друг к другу три квадратных столика. Я подал заявление. Иван Федорович визировал заявление короткой фразой:
– "Зачислить лаборантом с 01. 09. 1964 г."
В это время раздался звонок на перемену. Дверь в учительскую открылась, и комната стала заполняться учителями. Входя, каждый вставлял классный журнал в нумерованные ниши ящика на стене у двери. Директор представил учителям "первого в истории" Мошанской школы лаборанта. Познакомились. Потом учительница с протезом ноги и с красной повязкой на рукаве "Дежурный учитель" взяла из щели журнал. Со звонком, больше напоминающим небольшой колокол на ручке, вышла в коридор. Прозвучал звонок на урок.
Иван Федорович продолжал вводить меня в курс школьных дел и моих обязанностей. В Дондюшанской школе, где учился я, было два лаборанта: один в кабинете физики, другой в кабинетах химии, биологии и географии. Я же был просто лаборантом Мошанской школы, единственным. Кроме физики и химии мне вменялось в обязанность, при необходимости, запустить старенький одноцилиндровый бензиновый мотор школьной электростанции, крутить пластинки на уроках французского языка.
– С первого сентября обещали ставку моториста. Если разрешат перепрофилировать, то примем как рабочего по хоздвору.
– сказал Иван Федорович.