Школа Робинзонов
Шрифт:
Впрочем, дым больше не показывался. Годфри снова поднимался на вершину конуса, опять влезал на верхушку Вильтри, но ни разу больше не заметил никакого подобия дыма. Мало-помалу он вовсе перестал об этом думать.
За домашними работами и охотой прошло еще несколько недель. Каждый день приносил хоть какое-нибудь улучшение, делая жизнь наших Робинзонов менее однообразной.
По воскресеньям Тартелетт наряжался, как индейский петух, и прогуливался под деревьями, наигрывая на своей карманной скрипке. При этом он выделывал самые замысловатые па, давая уроки самому себе,
— А к чему они? — отвечал Годфри на настойчивые просьбы танцмейстера. — Неужели вы можете себе представить Робинзона, берущего уроки танцев и изящных манер?
— А почему бы и нет? — серьезно возражал Тартелетт. — Разве Робинзону помешают хорошие манеры? Ведь нужны они не для других, а для себя!
Хотя Годфри и не знал, что на это ответить, он все же не сдавался, и бедный Тартелетт только зря терял время на уговоры. Тринадцатого сентября Годфри испытал самое тяжелое разочарование, какое только может испытать человек, выброшенный кораблекрушением на необитаемый остров.
В этот день, около трех часов, когда он прогуливался возле „Флагпункта“ — так был назван мыс, на котором возвышалась мачта с флагом, — внимание его вдруг привлекла длинная полоска дыма на горизонте. Посмотрев в подзорную трубу, Годфри убедился, что это действительно дымок, относимый к острову западным ветром.
Сердце учащенно забилось.
— Корабль! — воскликнул юноша.
Но пройдет ли он так близко от острова Фины, чтобы заметить или услышать сигналы с берега? Неужели этот дым, едва появившись, исчезнет вместе с судном на северо— или юго-западе?
В течение двух часов Годфри находился во власти самых противоречивых чувств и мыслей.
Дым увеличивался, сгущался — очевидно, судно набирало скорость, — потом вдруг почти совсем исчез. Однако пароход заметно приближался, и к четырем часам на границе неба и моря показался корпус большого судна, шедшего на северо-восток. Годфри это точно определил. Если бы оно продолжало двигаться в этом направлении, то непременно приблизилось бы к острову Фины.
Сначала Годфри решил бежать к Вильтри и предупредить Тартелетта, но передумал. Ведь на таком расстоянии один человек, дающий сигналы, будет не менее заметен, чем двое. Потому он остался на месте с подзорной трубой перед глазами, боясь пропустить малейшее движение корабля.
Пароход медленно приближался к острову, хотя и не успел еще повернуться к нему носом. К пяти часам линия горизонта была уже выше его корпуса, и можно было заметить три мачты. Годфри даже разглядел цвета флага, развевавшегося на гафеле. [31]
Флаг был американским.
„Но если я различаю флаг корабля, — подумал Годфри, — то и оттуда должны были заметить мой флаг, который при таком ветре, как сейчас, нетрудно увидеть в подзорную трубу! Может быть, надо им помахать, и тогда они поймут, что жители острова хотят установить с ними контакт? К делу! Нельзя терять ни минуты!“
31
Наклонный
Он подбежал к мачте и, раскачивая шест, стал размахивать флагом, как бы для приветствия, потом приспустил флаг, что у моряков означает просьбу о помощи.
Пароход приблизился еще мили на три, но флаг на борту оставался неподвижным и не отвечал на сигналы с берега.
Годфри почувствовал, как его сердце сжалось… Очевидно, его не заметили.
Шел уже седьмой час. Пароход был не более чем в двух милях от берега, когда солнце стало скрываться за горизонтом и начали сгущаться сумерки. С наступлением темноты пришлось оставить всякую надежду быть замеченными.
Годфри снова принялся поднимать и опускать свой флаг, но безуспешно…
Тогда он выстрелил несколько раз из ружья. Ответных выстрелов не последовало. Расстояние было слишком велико, да и ветер дул с моря.
Между тем опускалась ночь. Скоро нельзя будет разглядеть даже корпуса корабля. Не пройдет и часа, и он начнет удаляться от острова Фины.
В волнении Годфри стал зажигать ветки смолистых деревьев, росших позади флагпункта. Сухая сосновая хвоя скоро запылала огромным пламенем.
Но так и не дождавшись ответных сигналов с корабля, Годфри грустно поплелся в Вильтри, чувствуя, как никогда прежде, всю тяжесть одиночества.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой рассказывается об одном неожиданном происшествии
Эта неудача потрясла Годфри. Да как тут было не огорчаться! Когда еще может представиться подобный шанс на спасение! С таким же равнодушием будут проходить мимо острова и другие суда, если они случайно окажутся в этой части Тихого океана. К чему бы и другим кораблям поступать иначе, если остров не является ни портом, ни просто надежным и нужным для них убежищем?
Годфри провел тревожную ночь, просыпаясь каждую минуту. Ему чудилось, что он слышит в море пушечные выстрелы, и он начинал надеяться, что корабль все же заметил еще не погасший огонь на берегу и отвечает на сигнал.
Годфри напрягал слух и убеждался, что все это было только игрой больного воображения. А с наступлением дня он почти убедил себя, что никакого корабля вообще не было, что все это сон, начавшийся накануне в три часа дня.
Но нет! Он же отчетливо помнил, что пароход был в двух милях от острова и прошел мимо, не обратив внимания на сигналы.
О постигшем его разочаровании Годфри ни слова не сказал Тартелетту. Да и незачем было рассказывать! Беспечный ум учителя танцев не в состоянии, был рассчитывать дальше двадцати четырех часов. Тартелетт даже не задумывался о случайностях, которые помогли бы им покинуть остров. Сан-Франциско стал постепенно стираться из его памяти. У него не осталось там ни невесты, которая дожидалась его с нетерпением, ни дяди Виля, которого он хотел бы снова увидеть. Если бы здесь, на краю света, Тартелетт мог открыть танцкласс хотя бы для одного ученика, он был бы на верху блаженства.