Школа жизни. Воспоминания детей блокадного Ленинграда
Шрифт:
После окончания школы я поступил в Ленинградский кораблестроительный институт. После его окончания работал в Таллине, затем снова вернулся в Баку. С этого времени моя работа была навсегда связана с освоением шельфовых месторождений нефти и газа. Затем — Краснодар, Выборг и, наконец, Москва.
В лихие 90-е единственный сын с женой и маленьким ребенком эмигрировал в Канаду. В 1995 г. скончалась моя тяжело болевшая жена. Я остался один и решил уехать к сыну. В Канаде я прошел путь довольно обычный для эмигранта 90-х. Не желая никого обременять, работал мойщиком посуды в ресторане, убирал в бытовках на литейном заводе, пока, в возрасте 70 лет, не получил приглашение работать в солидной инженерной компании, занимавшейся проектом освоения Сахалинского шельфа. Сейчас я на пенсии, у меня хорошая квартира,
Пару слов о судьбе моего отца. В начале 50-х, как известно, в СССР проходила антиеврейская кампания. Отец был уволен из армии с нищенской пенсией, был убит морально и тяжело заболел. Только после прихода Н. С. Хрущева к руководству справедливость в отношении отца была восстановлена, ему была назначена нормальная пенсия полковника в отставке, но здоровье, к сожалению, ему не смогли вернуть. Только благодаря самоотверженности и трудам мамы он дожил до 1979 года. Мама ненадолго пережила его. Оба они покоятся в Баку.
В заключение хотел бы вкратце высказать свои соображения по поводу причин и следствий Великой Отечественной войны, хотя они расходятся с официальными версиями и соображениями многих историков и литераторов. Начиная с 1937 года Сталин приступил к истреблению сначала высшего, а затем и среднего комсостава Красной Армии. Были уничтожены или брошены в лагеря и тюрьмы тысячи наиболее опытных, грамотных и инициативных военных специалистов. Такая же судьба постигла выдающихся ученых, инженеров и руководителей оборонных отраслей промышленности. В самый ответственный период, когда в Европе разгоралась мировая война, практически остановилось техническое перевооружение Красной Армии, были расформированы крупные танковые и воздушно-десантные соединения. Армия, бывшая недавно сильнейшей армией не только в Европе, но и, наверное, в мире, была обескровлена. И это произошло без какого-либо вмешательства извне, а лишь по воле единоличного руководителя государства. Не думаю, что в мировой истории есть подобные примеры. Таким «подарком» Гитлер не мог не воспользоваться. Хотя его и называют безумцем, но он никогда бы не решился на войну на два фронта, если бы мощь Красной Армии не была подорвана Сталиным.
Конечно, война с Германией была неизбежна. Но, не случись того, что случилось, то скорее всего инициатива в этой войне принадлежала бы СССР, и война происходила не на нашей территории. Многие говорят о факторе неожиданности.
Не было этого. Даже дети нашей страны знали, что война будет, и знали, с кем мы будем воевать. При всем известной маниакальной подозрительности Сталина невозможно представить, что он хоть на йоту доверял Гитлеру и не верил многочисленным сигналам о скором начале войны. И мы действительно готовились к ней. Но время было упущено, на смену репрессированному руководству армией пришли бездарные и безынициативные люди, командование на местах было дезориентировано и напугано и т. д. А в результате — миллионы и миллионы погибших и искалеченных, превращенные в руины и пепел города и села, неисчислимые страдания народа. Такой оказалась цена нашей Победы. И в этом, я считаю, личная вина Сталина. Горько и стыдно слышать разговоры о выдающейся роли Сталина в ВОВ, об инициативе возвращения Волгограду
Для меня блокада закончилась
Штейнбок Ефрем Моисеевич
Лето 1941 года, казалось, предвещало хороший отдых. Мне исполнилось 13 лет, экзамены позади, я на все пятерки окончил 5-й класс (перед войной в первый класс шли с 8 лет). Мама устроилась работать на трикотажную фабрику в Красном Селе, близко от снятой в Дудергофе (теперь Можайское) дачи.
Числа 15 или 16 июня я встретился со своим близким другом Мусей Запольским. Муся проживал в соседнем доме со своим отцом, его мама была в 1937 году репрессирована. Муся уже тогда отличался в нашей среде трезвой оценкой событий и самостоятельностью мышления.
Я с мамой переехал на дачу 18 июня. Мама с утра ездила на работу в Красное Село, а я вел хозяйство, знакомился с ребятами и изучал окрестности. Папа оставался работать в Ленинграде, а у Яши, моего старшего брата, студента Политехнического института, была первая производственная практика на заводе «Электросила».
Наш дом в Дудергофе располагался у подножия Вороньей Горы. Воронья Гора — это холм высотой около 150 м с прекрасной, порой реликтовой растительностью. В последующих событиях Воронья Гора имела большое стратегическое значение как для немцев, превративших ее в наблюдательный пункт за обстрелами Ленинграда, так и для советских войск при освобождении Петергофа.
Недолго продолжался наш спокойный отдых. Наш дом на даче (да и ближайшие дома) не имел радио. О каких-либо событиях мы узнавали только от папы, иногда приезжавшего вечером.
Воскресенье, 22 июня, началось как обычный выходной день. Мама немного дольше спала, чем в рабочие дни, а я катался на соседском велосипеде. Во втором часу дня приехал папа. Он был какой-то возбужденный. Войдя в дом, он сказал: «Война».
Оказывается, в 12 часов дня по общесоюзному радио выступил тогдашний нарком (министр) иностранных дел СССР В. Молотов. Он сообщил, что без объявления войны немцы перешли границу, и германские самолеты уже бомбили некоторые города СССР.
В тот же день было объявлено о мобилизации с 23 июня военнообязанных 14 возрастов (с 1905 по 1918 г.). В ходе войны мобилизационные возрасты были расширены (с одной стороны до 1891 года, с другой — до 1927 г.).
Мы, мальчишки, конечно, не восприняли это сообщение так, как наши родители. Поколение наших родителей уже пережило Первую мировую и Гражданскую войны. В это время мой отец был уже человеком пенсионного возраста, и, естественно, он понимал, что наступают тяжелые времена — старший сын еще студент, а младший и того меньше.
С 24 июня начало свою работу Совинформбюро. Население получало сообщения только через сводки Информбюро, но поскольку эти сводки были идеологически обработаны, то порой ясности никакой не было: появлялось сообщение о «выравнивании линии фронта», через некоторое время «на псковском направлении», а через какое-то время неожиданно «в районе г. Луги» и т. д. Но люди научились понимать, где и что произошло, даже по этим завуалированным сообщениям.
Уже в следующее воскресенье, 29 июня, мы бежали с дачи домой в Ленинград, на Пушкинскую улицу, оставив всю привезенную нами мебель. При выходе с электрички на Балтийском вокзале я увидел впервые аэростаты воздушного заграждения. Они устанавливались над крупными и важными объектами (например, Исаакиевский собор) и должны были препятствовать целевому бомбометанию с немецких бомбардировщиков, так как летчики рисковали зацепиться за трос, оболочку аэростатов или заряды взрывчатых веществ, закрепленных на тросах.