Школьная королева
Шрифт:
– Ты забудешь? – спросила она. В голосе ее чувствовалась мучительная тревога. – Я не думала об этом до нынешнего дня, – прибавила она. – Потом мне вдруг вспомнилось, что я сказала тебе. Тебе могло бы прийти на ум, что… что я могла сделать такую ужасную вещь. Ты забудь. Если бы узнали, мое положение было бы ужасным. А если Полю станет известно, он умрет. Ты, ты забудешь? Сдержишь, ты сдержишь свое слово?
– Да, я сдержу слово, – сказала Мэри Дов, ненавидя себя за это. Мэри Купп ушла.
Глава XV
Клотильда выражает свое мнение
Вечером, придя в комнату
– Благодарю тебя, – кивнула она. – Я думаю, ты поступила умно. Большая ошибка пробовать защитить виновного.
– А ты, со своей стороны, будешь помнить, Генриетта? – дрожащими губами проговорила Мэри.
– О, не бойся. Как будто ничего и не было, и ты ничего не должна. Не нужно ли тебе еще десять шиллингов?
– Нет, с меня достаточно.
– Возьми. Когда эта неприятная история закончится, в школе будут устраивать много развлечений, чтобы она забылась; мы будем давать деньги на пикники и прочее; десять шиллингов могут пригодиться тебе. Не будь глупа, не отказывайся.
– И не стану, очень благодарна, – сказала Мэри Дов.
Она опустила деньги в карман и пошла в комнату Клотильды, которая просила ее прийти. Мэри чувствовала себя очень слабой и разбитой. В этот день она пережила больше, чем за всю свою короткую жизнь. Будь тут ее мать, или будь она одна с Елизаветой, она никогда не поступила бы так, не поддалась бы искушению. Но некому было помочь, а страх перед Генриеттой возрастал. Ей не хотелось брать еще денег – они, казалось, прожгли дыру в ее кармане.
Как только Мэри вошла, Клотильда попросила ее сесть. Елизавета начала говорить первой.
– У меня, Мэри, был очень интересный разговор с Клотильдой. Она говорит, что из твоих слов поняла, будто ты можешь пролить свет в окружающий нас страшный мрак. Ты вроде бы сильно колеблешься и, очевидно, находишься под влиянием страха. Но богине страха служить бессмысленно. Пойми, милая Мэри Дов, что она так же труслива, как и отвратительна, и ее легко можно победить. Главное, не подчиниться ей. Клотильда говорит, что почему-то ты поддалась страху и потому не хочешь рассказать того, что знаешь. Я надеюсь, ты образумилась, Мэри, и скажешь нам, что может спасти Китти О’Донован от предстоящей ей участи.
– Мне нечего сказать, – ответила Мэри. Она говорила смущенным тоном, слова как будто с трудом выходили из ее уст.
– Это чистое безумие! – нетерпеливо выкрикнула Клотильда. – Боже мой! Будь здесь мой папа, он скоро вытянул бы из тебя правду, Мэри Дов. Ведь ты, кажется, хотела излить душу, Мэри Дов, сегодня утром. А теперь ты заявляешь, что тебе нечего сказать. Это значит, что ты перешла на сторону неприятеля; тебя подкупили, чтобы ты осталась на стороне той, чье имя начинается с «Г» и кончается на «а». Ты не можешь отрицать этого, Мэри Дов, даже если бы постаралась.
– Мне нечего сказать – совсем нечего, совсем нечего, – выпалила Мэри. И зарыдала.
Девочки смотрели на нее со смешанным чувством жалости и нетерпения.
– Я знаю, что мой папа Джемс Томас Фокстил не стал бы долго выносить твоей чепухи, – сказала через минуту Клотильда. – Он скоро узнал бы от тебя всю правду. Он не позволил бы тебе остаться под влиянием той противной, низкой личности, имя которой начинается с «Г» и кончается на «а»; ее грызет зависть, потому что мы не желаем видеть ее во главе наших дел. Но если она воображает, что может достигнуть чего-нибудь подкупом или лестью, то очень ошибается. Я полагаю, мы хорошо изучили ее здесь, в школе, и отлично знаем, что она такое. Генриетте Вермонт не бывать у нас королевой мая.
– Не будем говорить о Генриетте Вермонт, – сказала Елизавета своим ясным, полным благородства голосом. – Теперь нужно думать о том, что делать с Китти. Ты не видела Китти, Мэри?
– Видела только в классной комнате, – ответила Мэри.
– У нее был трогательный вид, когда она стояла одна перед классом, не правда ли? – улыбнулась Елизавета.
– Это было трогательно, – согласилась Мэри Дов.
– Сердце разрывалось, – сказала Клотильда, – и нет никакого сомнения, что ты можешь спасти ее. Но из-за страха ты оставляешь ее страдать.
– Говорю вам, что я ничего не знаю! Говорю вам, ничего не знаю! – повторяла Мэри Дов, ощупывая деньги в кармане.
– Не стоит продолжать разговор, – заключила Клотильда тоном сильного неудовольствия. – А зачем ты держишь руку в кармане? Дай-ка мне посмотреть.
Прежде чем Мэри успела опомниться, Клотильда запустила руку в карман, вытащила руку девочки и показала Елизавете монету.
– Вот, – сказала она. – Я не знала, что ты так богата. Оставь их себе, моя милая, оставь. Я думаю, что такие деньги приносят несчастье. Я и мой папа Джемс Томас Фокстил были бы огорчены, если бы нам пришлось дотронуться до такой подачки. Да, оставь себе эти деньги. Ты только что вышла из комнаты девочки, имя которой начинается с «Г», а заканчивается на «а». О, по-моему, дело совершенно ясное!
– Я ничего не знаю, – повторила Мэри и опустила деньги в карман.
– Это твои последние слова? – спросила Елизавета.
– Да, я устала и я хочу спать.
– Мы не станем задерживать тебя, – сказала Елизавета. – Завтра фрейлины и статс-дамы будут иметь свидание с Китти в большом зале. Потом, если не случится чего-нибудь особенного, что маловероятно, все будет рассказано остальным, и ученицам будет предоставлено право проголосовать. После того как все будет объяснено серьезно и обстоятельно, каждую девочку спросят, считает она Китти О’Донован виновной или нет. Если Китти признают виновной, она будет развенчана, то есть опозорена на всю жизнь. Жаль, что такое низкое чувство, как страх, может иметь влияние в этом деле. Как ты думаешь, Мэри Дов?
– Было бы жаль, если бы это была правда, – сказала Мэри. – А теперь я иду спать. Вы обе сделали меня несчастной.
– Я презираю тебя, – сказала Клотильда. – Ты дала мне понять как нельзя более ясно, что знаешь что-то, а теперь боишься сказать. Иди спать со своим страхом. Спи с ним. И живи всю остальную жизнь с ним.
Мэри ушла.
Глава XVI
Письмо от Поля
В Мертон-Геблсе в данное время были три очень несчастные девочки, и – странно – наименее несчастной из них оказалась та, которую обвиняли. Ободряющие слова Елизаветы Решлей успокоили бедную Китти О’Донован.