Школьная королева
Шрифт:
– Слава Богу, что ты невиновна! – сказала Елизавета, и Китти испытала облегчение. Она обвинена ложно – в том, чего не делала. Она не знала, что из этого выйдет, но в себе чувствовала уверенность.
Через некоторое время Китти встала и, следуя совету Елизаветы, взяла книгу с этажерки, чтобы попробовать отвлечься от своих тревог чтением. В книге был простой рассказ о хорошем человеке, боровшемся против искушения, возвысившемся над горем и нашедшем свое блаженство в лоне Господа. Глаза Китти наполнились слезами. Неожиданно мисс Хонебен вошла в комнату и села
– Я подумала, что ты голодна, Китти, – сказала она. – Выпьем по чашечке, милая.
– Вы в самом деле хотите пить чай со мной? – спросила Китти.
– Конечно, дитя мое.
– Благодарю вас, – ответила Китти.
– Я думала, милая Китти, о том, как ты чувствовала себя весь этот день.
Китти подняла заплаканные глаза и спокойно сказала:
– Сначала я испугалась и рассердилась, но Елизавета сказала мне несколько слов, от которых мне стало легче.
– В школе нет никого, кто мог бы сравняться с Елизаветой, – заметила мисс Хонебен. – Что же она сказала, милая? Поделись со мной.
– Она сказала: «Благодари Бога, что ты невинна! Тогда тебе легче перенести все».
Мисс Хонебен с тревогой взглянула в лицо девочки.
– И это верно, – очень серьезно произнесла Китти. – Но пока она не сказала мне этого, я чувствовала себя подавленной. Я думала, что нехорошо наказывать девочку, которая не сделала ничего дурного, и я читала хорошую книгу: человек, о котором говорится там, также пострадал от злых людей. Он был наказан за тот поступок, которого не делал. Елизавета права. Гораздо легче перенести наказание, когда невиновен.
Мисс Хонебен, как это ни странно, против воли, под тяжестью неопровержимых доказательств пришла к заключению о виновности Китти. Она долго и внимательно вглядывалась в лицо своей маленькой ученицы.
– Китти, ты не говорила бы этих слов, если бы они не были правдой.
Китти с напряжением смотрела на учительницу.
– Я хочу сказать: если бы ты была виновата, ты молчала бы, – пояснила мисс Хонебен. – Ты не увеличила бы своей вины уверениями в невиновности.
– Скажите мне прямо, мисс Хонебен, считаете ли вы меня виноватой?
– Не могу выразить, как сильно мне хотелось верить в твою невиновность, Китти, – ответила учительница, – но до этой минуты я не верила.
– О, мисс Хонебен! Вы думали, что я могла нарушить правила и потом отрицать. И поступать, как я поступаю теперь.
– Признаюсь, милая, что думала это.
– Но не думаете теперь?
– Да, не думаю, – сказала учительница. – Теперь мне кажется, что обстоятельства сложились ужасающим образом против тебя. Но свет воссияет, и мы узнаем, кто совершил этот проступок. Видишь, дитя мое, вот главные доказательства против тебя: ты отреклась, что писала письмо; ты сама предложила телеграфировать твоему двоюродному брату, получил ли он письмо; он телеграфировал, что получил.
– Но неужели вы думаете, – горячилась Китти, – что я стала бы просить миссис Шервуд осведомиться у Джека о письме, которое я не написала ему? Одно то, что я просила телеграфировать Джеку, должно было убедить, что я невиновна.
– Конечно, мы могли бы взглянуть и так, – сказала мисс Хонебен, – но, к несчастью, Китти, есть другая сторона дела.
– Какая? – Китти слегка вздрогнула, выражение тревоги появилось на ее лице, она пристально взглянула на учительницу. – Какая? – повторила она.
– Вот какая, мое милое дитя. В уме у нас промелькнула мысль о печальной возможности – мне очень грустно говорить тебе это: ты могла думать, что твой двоюродный брат Джек возьмет твою сторону и защитит тебя, отрекшись, что получил письмо от тебя.
– Понимаю, – ответила Китти. Гордость звучала в ее голосе. Она встала. – Вы плохо знаете Джека, – произнесла она после короткого молчания.
– Но я скажу тебе прямо и откровенно, что переменила свое мнение насчет тебя, Китти, – улыбнулась мисс Хонебен. – Я верю, что ты невиновна.
Китти протянула руку.
– Благодарю вас. Мне очень хотелось бы знать, что со мной сделают. Некоторое время назад я послала горничную к миссис Шервуд спросить, можно ли написать письмо домой, как всегда; миссис Шервуд ответила, чтобы я не писала. Это было мне очень больно. Что сделают со мной, мисс Хонебен? Надеюсь, что вспомнят: я ирландка и я очень решительна; я сильно чувствую справедливость и несправедливость; у меня вспыльчивый характер, и я могу дойти до отчаяния. Вы не должны обращаться со мной, как с пленницей, со мной, О’Донован из «Пик»! Мой отец – О’Донован из «Пик»! Я могу терпеть, но не очень много. Пусть не обращаются со мной слишком грубо, потому что тогда я…
– Что ты сделаешь тогда, Китти?
– Мне не хочется говорить вам – боюсь, что я больше не буду послушной. Этого греха я не совершала, но могу сделать что-нибудь другое. О’Донованы известны своим нравом: они все огонь и вихрь. Они из народа, который никого не боится. Когда-то мои предки были королями, благородными и смелыми; их кровь во мне, и я многое могу.
– Бедное дитя мое, ты говоришь, как безумная. Уже поздно, не лучше ли тебе пойти в свою комнату и лечь спать?
– Нет, не хочу. Елизавета сказала, что еще придет ко мне сегодня. Она скажет мне, что решили.
– У тебя очень усталый вид, Китти. Я сейчас пошлю ее к тебе.
Мисс Хонебен вышла из комнаты и встретила Елизавету, которая только что окончила разговор с Мэри Дов. Она казалась совершенно измученной.
– Боже мой! Мисс Хонебен, – сказала она, – неужели не кончатся несчастья этого дня?
– У меня есть приятная новость для тебя, Елизавета, – ответила учительница.
– Приятная! Разве сегодня может быть что-нибудь приятное? Что же такое, дорогая? Скажите мне поскорее.
– Вот что, милая Елизавета… Я согласилась с твоей точкой зрения. Верю, хотя вовсе ничего не понимаю, но верю, что Китти О’Донован невиновна.