Школьные дни Иисуса
Шрифт:
– Ничего, но дайте записать адрес. А нет ли у вас чего-нибудь более физического – на свежем воздухе?
Конторщик пренебрегает этим вопросом.
– Кладовщик на складе запчастей. Интересует? Никакого опыта не требуется, главное – управляться с цифрами. Вы умеете управляться с цифрами?
– Я не математик, но считать умею.
– Как я уже сказал, обещать, что вакансия все еще открыта, не могу. Видите, как чернила поблекли? – Он подносит карточку к свету. – Это значит, что карточка старая. Или вот это? Машинистка в юридическую контору. Печатать умеете? Нет? Тогда вот еще: уборщик в художественном музее.
– Эта вакансия ушла. Я знаю человека, который ее занял.
– А переобучение не рассматриваете? Возможно, это для вас лучший вариант: записаться на курсы и переучиться на новое ремесло. Пока обучаетесь, пособие по безработице будете получать.
– Я подумаю, – говорит он. О том, что о своей незанятости куда надо не сообщал, он не упоминает.
Приближается три часа пополудни. Он возвращается к Академии. В дверях – Дмитрий.
– За сыном явились? – говорит Дмитрий. – Я непременно тут, когда малыши выходят с занятий. Наконец-то свободны! Такие они оживленные, столько в них радости! Ощутить бы опять эту радость – хоть на минуту. Я из своего детства не помню ничего – ни минуты. Полная пустота. Скорблю об этой утрате. Детство – оно заземляет. Дает корни в мире. А я как дерево, которое выкорчевало бурей жизни. Понимаете, о чем я? Вашему мальчику повезло – у него есть детство. А у вас? Было у вас детство?
Он, Симон, качает головой.
– Нет, я прибыл полностью взрослым. Увидели меня – и сразу записали в пожилые. Ни детства, ни юности, ни воспоминаний. Смыло начисто.
– Ну, что проку тосковать. У нас по крайней мере есть счастливая возможность быть рядом с молодыми. Может, толика их ангельской пыли и в нас вотрется. Чу! Конец танцам на сегодня. Сейчас будут возносить благодарение. День всегда заканчивается благодарственной молитвой.
Они вместе прислушиваются. В молчание просачивается тихое гудение. А затем двери Академии распахиваются, и дети несутся вниз по лестнице, мальчики и девочки, светленькие и темненькие.
– Дмитрий! Дмитрий! – кричат они, и через мгновение Дмитрий окружен со всех сторон. Он сует руки в карманы и извлекает горсти конфет, которые швыряет в воздух. Дети бросаются на сладкое. – Дмитрий!
Последними рука об руку появляются сеньора Арройо и, глаза долу, смирен необычайно, Давид – в золотых туфлях.
– До свиданья, Давид! – говорит сеньора Арройо. – Завтра утром увидимся.
Мальчик не отвечает. Когда они садятся в машину, он забирается на заднее сиденье. Через минуту он уже спит – и не просыпается вплоть до самой фермы.
Инес ждет их с сэндвичами и какао. Мальчик ест и пьет.
– Как прошел день? – наконец спрашивает она. Нет ответа. – Ты танцевал? – Он рассеянно кивает. – Покажешь нам потом, как ты танцевал?
Не ответив, мальчик забирается на верхнюю койку и сворачивается клубком.
– Что такое? – шепчет Инес ему, Симону. – Что-то случилось?
Он пытается ее успокоить.
– Просто ошалел немножко, вот и все. Он целый день провел среди незнакомых людей.
После ужина мальчик более разговорчив.
– Ана Магдалена учила нас числам, – говорит он им. – Показала нам Два и Три, и ты, Симон, ошибался, и сеньор Роблес тоже ошибался, вы оба ошибались – числа в небе есть. Они там живут, вместе со звездами. Их нужно позвать, и тогда они спустятся.
– Это вам сеньора Арройо сказала?
– Да. Она показала нам, как позвать Два и Три. Один позвать нельзя. Один спускается сам.
– Ты нам покажешь, как позвать эти числа? – говорит Инес.
Мальчик качает головой.
– Нужно танцевать. И нужна музыка.
– А если я включу радио? – спрашивает он, Симон. – Может, там будет музыка, под которую танцевать.
– Нет. Это должна быть особая музыка.
– А что еще сегодня происходило?
– Ана Магдалена дала нам печенье и молоко. И изюм.
– Дмитрий сказал мне, вы молитесь в конце дня. Кому вы молились?
– Это не молитва. Ана Магдалена дает звук арки, и нам нужно с ним сонастроиться.
– Что такое «арка»?
– Я не знаю, Ана Магдалена нам не дала посмотреть, говорит, это тайна.
– Очень загадочно. Я у нее спрошу, когда в следующий раз увижу. Но, судя по всему, день у тебя получился хороший. И все благодаря доброте сердец сеньоры Альмы, сеньоры Консуэло и сеньоры Валентины, что они приняли в тебе участие. Академия Танца, где ты учишься призывать числа со звезд! И где ты получаешь печенье и молоко из рук пригожей дамы! Как же нам повезло, что мы оказались в Эстрелле! Согласен? Представляешь, какой ты везучий? Вот так благодать, чувствуешь?
Мальчик кивает.
– Я-то вот точно чувствую. Думаю, мы, должно быть, самая везучая семья на свете. А теперь пора почистить зубы, лечь спать и хорошенько выспаться, чтобы утром у тебя снова были силы танцевать.
День приобретает новый распорядок. В шесть тридцать он будит мальчика и кормит его завтраком. В семь они уже в машине. На дорогах транспорта немного, и у Академии он высаживает мальчика задолго до восьми. Затем оставляет машину на площади и следующие семь часов безнадежно скитается в поисках работы, или осматривает квартиры, или – чаще всего – просто сидит в кафе и читает газету, пока не приходит время забрать мальчика домой.
На их с Инес расспросы о том, как проходят его школьные дни, мальчик отвечает кратко и неохотно. Да, ему нравится сеньор Арройо. Да, они разучивают песни. Нет, уроков чтения у них не было. Нет, они не учатся сложению. О таинственной арке, чей звук сеньора Арройо дает в конце дня, он так ничего и не скажет.
– Почему вы каждый раз спрашиваете, что я сегодня делал? – говорит мальчик. – Я же не спрашиваю, что делали вы. Да вы и не понимаете.
– Чего мы не понимаем? – спрашивает Инес.
– Вы ничего не понимаете.
После этого они перестают его допрашивать. Пусть сам расскажет, когда захочет, говорят они себе.
Однажды вечером он, Симон, нечаянно забредает в женское общежитие. Инес, стоя на коленях на полу, взглядывает на него с неудовольствием. Мальчик, в одних трусах и золотых бальных туфлях, замирает в движении.