Шкура дьявола
Шрифт:
…Так вот, чуть отвлекся, но на этом примере можно попытаться понять разницу мировосприятия военного и гражданского так же, как разницу мировосприятия русского и европейца – причем нас то это не очень волнует, а вот их непонимание нашего духовного просто пугает! Все это к тому, что чтобы разобраться, нужно на себе испытать. Поэтому, человек не служивший, вряд ли, не проходя службу в армии, даже в общих чертах, не сможет представить ни общую, ни частные картины, составляющие жизни, души и самого воина. Причем и срочная служба тоже не поможет – она дает лишь не полное представление о быте и профессиональной подготовленности, а не как о сформировавшемся человеке – узконаправленном специалисте с существованием его в очень ограниченной среде с повышенной ответственностью и неординарными правами в обстановке
Присутствуя на очередной «паре» по предмету «Военная история», мы с Виталиком разболтались, разгоревшимся спором о, якобы, имевшем место быть параграфе в составленном Петром Первым военном уставе, который гласил примерно следующее: «Офицер – отродье хамское, дело свое знает исправно, а посему в кабаки пущать беспрепятственно, жалование платить сполна». Сам предмет мне нравился, как и преподаватель, но не то и не другое, и даже не сама фраза, вызвало мое беспокойство, а вот производная от слова «хам», явно не нравилось.
Для начала, приблизившийся, преподаватель поинтересовался источником не уважения к его воинскому званию, годам да и вообще…, а разобравшись, в общемто имеющей косвенное отношение причине к истории, с умилительной улыбкой потомственного дворянина, коим и был на самом деле, с легкой картавинкой разъяснил, растягивая каждое слово:
– Тоооваиищи кууусанты, тооовоооожууу то вашео свееения, что «хам» – это, в этом кооонтексте, чеееовек низкого пгоооисхожееения, то есть не твояянин, а из боее низких сословий. Во вгемена Петга, в самое заооождение гузской гегуляяярной ааагмии… нууу словом, помните «из гьязи в князи»…, а твояяне были тоже с чинами, но в основном высшими. Кстааати, хочу напооомнить тееем, кто забыыыл о сосоовном составе совгеменной Советской ааамии – гоогдиться надо не своииим пгоооисхождением, но деееами пъетков… Так вот, пгоодолжим тему танкового саажения пот Пгоохоовкой…
– Утёр, так утёр – ничего не скажешь – голубая кровь!.. – Виталик, хоть и будущий, тоже, потомственный офицер, но не дворянин точно, слегка расстроившись, о чем-то задумался.
Я же подвоха или какого-то неудобства не испытывал, совершенно четко помня из отцовских рассказов, что все мужчины в роду по его линии служили Отечеству. А его отец вспоминал о совсем далеком предке, служившем еще князю Пожарскому, и говаривал, что тот отчаянный был рубака. Хам – не хам, а Отчизну не продам!..
Отчаянно хотелось курить, даже не мог остановить мороз, и необходимость спускаться на улицу с третьего этажа без шинели, в одном полушерстяном обмундировании. Первая затяжка разогнала тепло по венам, прогнав и надвигающийся было сон. Постоянный недосып мучил ежедневно, правда не такой как в первые два года обучения и стоя «на тумбочке» дневальным по роте, я больше не засыпал, причем «стоя» – в прямом смысле. Хотя он и воспринимался как нечто необходимое, но успешная борьба с ним подымала, как и еще ряд лишений и ограничений, свою самооценку и вырабатывала выносливость, что подтверждали и выбирающие нас, по сравнению со студентами, молодые барышни, особенно завидев на левом рукаве более трех «годичек» – желтого цвета полосочек, каждая из которых обозначала один год обучения…
Ублажив никотиновую зависимость, мы побежали с нетерпением добивать «пару» (два академических часа, каждый по 45 минут), что приблизит сегодня к грозившему увольнению. Сие мероприятие целый процесс, длительный, нудный, но несмотря на это не отбивающий желания в нем участвовать.
Четвертый курс – с выходом в город гораздо проще, но все же несвободно. Успев в спортивном зале с «железом» (тяжелоатлетические снаряды: штанги, гантели, утяжелители для них. Гири и груза), и приведя себя в порядок, я накинул идеально, собственными руками, подогнанную «парадку», [7] что собственно говоря, умеет делать каждый уважающий себя курсант, а совершенство, как известно, понятие бесконечное, поэтому главное в этом – вовремя остановиться. Весь блестя, от ботинок и ременной бляшки, до искрящих в предчувствии долгожданного, глаз, вскочил в свое место в строю, как раз в тот момент, когда проверяющий подходил своим взглядом к этому ранжиру:
7
Парадно-выходная форма одежды, собственно, как любая другая, курсантами подгонялось под свою фигуру и по господствующей тогда армейской моде. Все делалось на коленках, своими руками, что прививало любовь к аккуратному, опрятному и молодцеватому внешнему виду будущего офицера, который должен в последствии, по окончании заведения, стать примером для своих подчиненных. Иногда это увлечение доходило до абсурда, что при всей красоте сковывало движения. Особое внимании, в том числе и офицерами, обращалось внимание на состояние сапог, поддерживание блеска на которых в любых обстоятельствах – целое искусство.
– Шерстобитов, че такой красный? На зимнем солнце перегрелся? Ну ка покажи нитку с иголкой. Угу…, а платок… – да ладно вижу, что готов… – И дальше продолжая в том же духе, раздал увольнительные листы, получив которые, мы разлетелись в мгновение ока, как шрапнель при выстреле…, правда здесь не задевая и не раня никого…
…Закончив только что «Записки из мертвого дома» Достоевского, нашел что некоторые сходства имеются и с нашим заведением, отдаленные, конечно, да и несравнимые по своей сути, но впечатлившись, поделился своими наблюдениями с Толиком и Виталькой. Конечно их мысли были не о том, а о предстоящем дне рождении «зазнобы» первого – очень приятной и обходительной дамы, лет на пять старше него, и как оказалось, имеющей двух сестер, что было очень удачно именно для этой ситуации – все они были от разных отцов, а потому совершенно непохожие, что и было подозрительным.
Мои подозрения оказались небеспочвенными, девушка заинтересовавшая меня, вообще не вписывалась, не то чтобы, в семью, но даже в коллектив «сестер». А ее имя – Ия, и сногсшибательный взгляд с поразительно проницательностью, наталкивали меня на мысль о наличии в ее крови генов дворянских, разумеется подкрепленных профессорским или, как минимум, писательским образом жизни родителей.
Ниже меня всего на десять сантиметров, что почти уравнивали каблучки, очень стройная, со спортивной анатомией и правильной осанкой, фигура. Столько грации, пожалуй, я не встречал еще ни у кого и вряд ли встречу. Взгляд победительницы, но не желающей побеждать и даже сражаться, но отдающей себя на волю того, кого выбрала сама. Я еще не был столь опытен, но ощущал такой жар, исходящий из ее упругого тела, что не хотел отпускать ни после второго, ни после пятого танца. Все же подчиняясь просьбе товарищей и их дам, вынужден был сдаться и нежно поцеловав кончики пальцев ее руки, сопроводил к столу – громко сказано, конечно, но теперь, кроме нее я мало что замечал, и ничем другим не интересовался весь вечер.
Наверное, это врожденное напористое, но в то же время ненавязчивое отношение к ухаживанию за представительницей противоположного пола, во что я вкладывал все, что умел, и чем владел, создавало натиск бешенный и неумолимый, который, правда, я очень старался сделать приятным и угадывающим желания. Сегодня я был весь внимание и пожирал каждую ею клеточку, с азартом молодого охотника расставляя не только силки и ловушки, но и всеми силами показывая безопасность этого предприятия в перспективах нашего общения. На самом деле мне просто было приятно даже находиться рядом с этим человеком, и я был уверен, что это ее притягивающее свойство действует, из нас, троих мужчин, только на меня, и обязательно выльется во что-то более крупное.
За час до времени ухода, это светловолосое, необычное создание, сверкая темно – синими глазами, утянула меня на балкон, где совершенно по детски прижалась и шепотом призналась, что не понимает происходящего с ней и если мне не противно, то не мог ли я поцеловать ее, ну хоть бы в лоб, чтобы хоть немного успокоить.
Я поднял ее за талию, посадил на брошенную мною заранее на подоконник шинель и… слегка растерялся – я хотел ее всю, но так и не смог понять – а имею ли теперь, когда она мне доверилась, право хоть на что-то?! Холода на застекленном балконе не чувствовалось, напротив, я был раскаленный шар, а мои руки осторожно скользящими перьями…, мы дышали друг в друга, остановившись в миллиметре, почти касаясь губами, но поцеловав ее в шею, уже не мог оторваться…