Шквальный ветер
Шрифт:
Как же до сих пор не добрались до трупа звери, хищные птицы и мелкие грызуны? Видно, отпугивал их ещё не выветрившийся окончательно запах костра, сидячее положение человека, а возможно, что-то другое.
Оставлять так труп было не по-христиански, да и властям лучше не знать всей правды, тем более что на первое время удостоверение Перекосова может пригодиться Иванкину.
Земля уже достаточно промерзла, и Валентину потребовался не один час, чтобы саперной лопаткой вырыть могилу. Так, в сидячем положении и похоронил труп. Разровнял могилку, присыпал снегом. Здесь же невдалеке и заночевал.
Несмотря
Нет, золото этой банде он не вернет, пусть лучше сгинет оно навеки под тем деревом, где он спрятал его, чем достанется жуликам, убийцам, клятвопреступникам. И пусть душа не болит по окоченевшему Перекосову, бывшему верному слуге кучке негодяев и предателей и неверному правозащитнику, упрятавшему свою жену за колючую проволоку только за то, что она не смогла жить с ним, решила уйти к любимому человеку. Валентин мог сам покарать Перекосова, но не стал этого делать, перепоручив его судьбу воле Божьей. И хотя чувство вины тревожило сознание, он противопоставлял ему прочитанное ещё в детстве и застрявшее в памяти навсегда: "Жалость к палачам становится жестокостью по отношению к жертвам".
14
Анатолий установил надежную слежку за Кувалдиным и Кукушкиным, за их явочными квартирами, местами посещения. Сообщников у них оказалось не менее, чем у Русанова помощников из уголовного розыска. Правда, среди них было немало мелкой шушеры, которой Куваддин пользовался временно, но в данной ситуации и она представляла интерес, выводя на новых пособников.
Чтобы не засветиться на вокзале при встрече Иванкина, Кувалдин и Кукушкин стали посылать туда своих подручных. Но время шло, а тот не появлялся.
Неожиданно установившийся ритм работы нарушился срочным вызовом Щербакова. Прилетев в Златоустовск и добравшись оттуда до золотого прииска, Анатолий застал своего непосредственного начальника обескураженным и расстроенным: сумел уйти из-под наблюдения Семен Семенович Фриднин и как в воду канул, а вчера, можно сказать на глазах у следователя по особо важным делам, застрелили председателя приисковой артели. Щербаков беседовал с ним в его рабочем кабинете, если считать деревянную перегородку в бревенчатом доме кабинетом, вышел по малой нужде, а вернулся - председатель лежал с простреленной головой, залитый кровью. И на прииске-то оставалось всего двадцать человек - остальные сорок разъехались по домам ввиду окончания рабочего сезона. Правда, кто-то мог и вернуться. Но Щербаков при тщательном анализе похищения золота склонялся к версии, что председатель артели в деле не замешан. И вдруг - убийство! Значит, либо Щербаков чего-то не учел председатель знает больше, чем рассказал, - либо похитители хотят туже завязать узел преступления.
Выслушав подробный доклад Анатолия о проделанной работе его группы и планах на дальнейшее, Щербаков попросил его заехать ещё раз на аэродром в Комсомольск-на-Амуре и более тщательно расследовать маршруты поиска вертолета.
– Вертолет не мог исчезнуть бесследно, - сказал в раздумье Щербаков. Либо его преднамеренно плохо искали, либо кто-то рассчитывает им воспользоваться. И главное, постарайся узнать: не встречался ли последнее
В авиаотряде Анатолию обнаружить что-нибудь стоящее не удалось: маршруты полетов, будь он командиром отряда, выбирал бы именно эти и летчики, судя по их донесениям, действовали старательно и добросовестно, искали не просто человека, а их коллегу, друга. Что же касается взаимоотношений Звягинцева и Фриднина, да, они были ближе чем деловые, но усмотреть в этом какие-то преступления не представлялось возможным: Фриднину нужны были вертолеты для доставки грузов в разные места, а летчикам нужны были деньги - государство не выплачивало им денежное довольство по нескольку месяцев. А Фриднин находил не только деньги, но и продукты.
В общем, Русанов улетал из Комсомольска-на-Амуре ещё более озадаченным: да, летчики частенько нарушали не только наставление по производству полетов, но и закон; точнее, были поставлены в такие условия, что вынуждены были нарушать. А Иванкин? Анатолий был уверен, что по собственной инициативе или даже при возможности избежать правонарушение он никогда бы не стал на преступный путь. Где он, что с ним? Почему Кувалдин и Кукушкин ждут его в Уссурийске? Только ли по интуиции или к тому есть более весомые основания?
За время отсутствия Анатолия в Уссурийске оперативным работникам удалось установить ещё одну очень важную деталь: Кувалдин и Кукушкин интересуются ювелирными изделиями из золота местного производства. Не покупают, просто интересуются. Ищут золото с их прииска. Что ж, метод верный. Но преждевременный. Хотя всякое может быть.
15
Иванкин добрался до станции Семеновка в шестом часу вечера. Поезд на Комсомольск-на-Амуре проходил здесь в семь двадцать, словно по заказу. Проблем с билетом не было, и, взяв в купейный вагон до Владивостока, Валентин зашел в парикмахерскую - волосы так отрасли, что он стал похож на бродягу или хиппи, хотя в землянке он не раз подстригал ножницами черную щетину усов и густую, чуть курчавую бородку.
Парикмахерская, маленькая, плохо освещенная каморка на одно рабочее кресло, с пожилым седым евреем, неизвестно каким ветром занесенным сюда, после землянки показалась Валентину раем, кусочком чего-то родного, долгожданного.
– Ви, похоже, прямо из тайги, - приветливой улыбкой встретил парикмахер посетителя, кивнув на его рюкзак.
– Угадали, - согласился Валентин.
– Осень - самая чудная пора в тайге. Жаль, заблудился малость, подзадержался.
– А-яй-яй, - сочувственно замотал головой мастер.
– Тайга - не город. Столько зверья. У меня от одного страха ушли б ноги в пятки.
– Страшнее человека зверя нет. В тайге все его боятся. Да и не только в тайге, ныне и в городе его боятся.
– Верно подметили, верно подметили. Что творится в мире! Я уже радио боюсь включать - там убивают, тут берут в заложники. Слава Богу, у нас пока спокойно. Хотите голову помыть? Хотя у меня и не салон, горячую воду я всегда держу: клиент должен уйти не только красивым, но и посвежевшим, с хорошим настроением. Пятый десяток я стригу и брею, и поверьте: на этого еврея, - ткнул он большим пальцем себя в грудь, - никогда никто не обижался.