Шла и смеялась, шла и смеялась…

Щербакова Галина Николаевна

– У тебя задержка?

«Стареет мама, – подумала Лиза. – Теряет время».

Дело в том, что она уже неделю думала на эту тему. Она думала о двух своих

официальных мужьях, которые прошли в ее жизни как с белых яблонь дым. А Виталий – не муж, зато как попадает в цель. Какой гад! Какая сволочь! Навела справки и выяснила: все у него с женой наладилось и с работой тоже. Хорошо зацепился в конверсии, делает не то утюги, не то лыжи, купил новый телевизор.

Лиза сходила к врачу. Взяла направление на аборт. Никто ее не отговаривал – не молоденькая, раз просит направление, значит, знает, что надо. Сходила в больницу, назначили ей день: «Приходите со своими пеленками».

На улице было полно тополиного пуха. Почему-то от его всепобеждаемости собственная жизнь увиделась бессмысленной и пустой. Ни с того ни с сего посчиталось: если бы тогда, в десятом, она

родила, то могла бы быть уже бабушкой. «Сволочь, – подумала она. – Гад».

Мама сварила рассольник, который Лиза любила, но требовала, чтоб огурцы – причину рассольника – ей в тарелку не клали.

Так бывает сплошь и рядом. Именно причину выкидываем к чертовой матери, а хлебаем исключительно следствия. Мама отцеживала бульон в Лизину тарелку, мама старалась, у мамы почему-то тряслись руки.

– Пока ты есть и на ногах, – вдруг твердо сказала Лиза, – рожай. У дачи появится смысл. А так смысла нет, колотимся, колотимся… И не отговаривай меня! – закричала она рассольнику. – Ты помнишь, сколько мне лет? Помнишь? Ну вот и кончен разговор. А туда надо нести свои пеленки. Я смеялась всю дорогу. Пеленки, чтоб не было ребенка. Понимаешь? Чтоб НЕ…! Я шла и смеялась, шла и смеялась… Представляешь? И не смей плакать! Не смей! Не…