Шлейф сандала
Шрифт:
– У нас с дядюшкой парикмахерская недалеко отсюда.
– Ваш дядюшка Тимофей Яковлевич Волков? – догадался аптекарь.
– Да. Меня зовут Елена Федоровна Волкова, - представилась я, и он вдруг всплеснув руками, воскликнул:
– Стриж? Это о вас говорят?
– Обо мне, - мне не удалось сдержаться тяжелый вздох. Похоже, эта кличка прилипла ко мне навсегда. – Вы уже тоже слышали?
– И видел! Наш Яичкин своими усами произвел в обществе переполох! Экая вы выдумщица, Елена Федоровна! И где только
– Что ж я вам все тайны раскрою? – шутливо ответила я. – Приходите к нам красоту наводить.
– Всенепременно! – мужчина протянул мне пузырьки в бумажном пакете. – Меня зовут Никита Мартынович, милая. Вы тоже заглядывайте почаще.
Мы попрощались, я вышла на улицу. Но как только мы с Прошкой отошли от аптеки, меня окликнули:
– Елена Федоровна! Вы настойку красного перца забыли! Чтобы борода росла!
Я обернулась и увидела аптекаря, машущего мне рукой. Вот растяпа!
– Прошка, а ну-ка вернись, - попросила я. – Шустренько.
Мальчишка побежал к Никите Мартыновичу, а рядом со мной совершенно неожиданно прозвучал знакомый голос:
– Добрый день, Елена Федоровна.
Я удивленно обернулась и увидела Сергея Фролова, сына купца. Он стоял в нескольких шагах, глядя на меня веселыми глазами. Мне даже показалось, что он вот-вот рассмеется.
– Добрый день, - я нахмурилась. – Чего это вы на меня так смотрите?
– Еленочка Федоровна! Вот! Настойка ваша для бороды! И чево, от нее прям до пупа волосища вырастут? – запыхавшийся Прошка сунул мне пузырек и только потом увидел Сергея. – День добрый, барин!
Плечи Фролова затряслись от хохота. Молодой человек опустил голову, пряча лицо, а когда поднял, я увидела, что на его глазах выступили слезы.
– Что такое? – мне стало не по себе. Может, у меня грязное лицо? Прошка сказал бы…
– Прошу прощения, Елена Федоровна, - выдохнул Сергей. – Могу я поинтересоваться: для чего вам настойка?
– Бороду отпускать надумала, - ответила я с абсолютно невинным выражением лица.
– Знаете ли вы, что бородатые мужчины чаще изменяют супругам, чем бородатые женщины своим мужьям? Молодой человек пару секунд молча смотрел на меня, а потом захохотал.
– Господи, Елена Федоровна давайте уйдем отсюда, иначе на нас уже обращают внимание!
– Мы уже возвращаемся домой, - я не рассматривала его в открытую, но отметила, что Фролов одет с иголочки. Аккуратный элегантный мужчина больше походил на дворянина, чем на сына купца. Но это, скорее всего, объяснялось тем, что он долгое время находился за границей.
– Позвольте проводить вас, - как и в первый раз предложил Сергей. Посмотрев в его веселые глаза, я не стала отказывать. Пусть идет, если ему так хочется.
Прошка побежал вперед с покупками, а мы не спеша пошли по тротуару.
– Так значит, вы живете у дядюшки? –
– Тимофей Яковлевич дядюшка моего покойного мужа, - ответила я, с интересом наблюдая за его реакцией. – После его смерти мы с дочерью переехали к нему.
– У вас есть дочь? – удивился Фролов. – И сколько ей?
– А почему это вас удивляет? Танечка еще младенец.
– Не обижайтесь, Елена Федоровна, - спохватился Сергей. – Просто вы совсем девочкой выглядите.
– Такая уж у меня стать, - мне вдруг снова стало обидно. Вот почему было не засунуть меня в тело видной девицы? Чтобы рост и размах рук были соответствующими… Нет же… рыжий дрищ на кощеевых ножках. Сразу вспомнился прикол из прошлой жизни: «Маша всегда мечтала играть роль Джульетты, но из-за маленького роста и странной формы позвоночника она играла канделябр,».
– Что Богом дано, всё прекрасно, - вполне серьезно сказал Фролов. – Себя любить нужно.
– Вы себя, значит, любите? – я взглянула на него, приподняв брови.
– Не путайте любовь к себе с самолюбованием, - Сергей усмехнулся. – Этого во мне точно нет.
У калитки мы на минуту остановились, и я заметила, как он бросил быстрый взгляд на парикмахерскую, из-за угла которой выглядывало мое непрезентабельное жилище.
– Как вам живется с дядюшкой, Елена Федоровна?
– Хорошо мне живется, - меня почему-то задел этот вопрос. В нем чувствовался намек на то, что Сергей увидел. – Не хоромы, но и за это спасибо. Пойду я. Всего доброго.
Фролов что-то хотел сказать, но не стал. Он поклонился и пошел обратно в сторону Тверской.
И тут из парикмахерской раздался громкий рёв. Кто-то так голосил, что в ответ на этот вой слабо залаял Туз. И это притом, что изможденная псина не лаяла, даже когда во дворе шастали чужие.
Я бросилась туда, боясь представить, что могло приключиться.
По залу бегал Прошка, схватившись за лицо обеими руками, и орал как резаный. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что случилось. На тумбочке стоял открытый пузырек с перцовой настойкой.
– Ох, ты ж! А ну, стой! – я схватила Прошку и оторвав его руки от лица, увидела, что оно пылает как советское знамя. – Не ори! Пошли со мной!
Захватив на кухне кусок мыла, я подтащила мальчишку к бочке с дождевой водой и умыла его. Но лицо продолжало пылать, словно он не просто размазал по нему эту чертову настойку, а втирал ее!
– Морда-а-а гори-и-ит! – продолжал реветь Прошка. – Без кож-и-и-и остану-у-усь! Слезе-е-ет ве-е-едь!
Выбежавшая следом Евдокия испуганно наблюдала за нами, не переставая креститься.
– Водка есть? – спросила я и она кивнула. – Неси!
Повариха вынесла полбутылки, но стоило мне ее взять в руки, как Прошка заголосил еще больше.