Шлиман. "Мечта о Трое"
Шрифт:
— Я приступлю к раскопкам весной !869 года.
Но сейчас еще только лето 1868 года. Человек, желающий считаться археологом, должен проявить себя как автор ученых книг. И вот из путевых дневников очень быстро, как и все, за что ни берется Шлиман, возникает книга: «Итака, Пелопоннес и Троя». Ее печатали дольше, чем она писалась. Расходы по изданию книги тиражом в семьсот экземпляров берет на себя автор, а издательство отчисляет ему половину стоимости каждой проданной книги. Немецкий перевод делает старый учитель Шлимана, кандидат Андрес.
Но одной только книги недостаточно, даже если она и имеет подзаголовок «Археологические исследования». Как
Адольф, двоюродный брат, ныне советник юстиции в Шверине, одним из первых прочитавший книгу, держится того же мнения и предлагает свое посредничество. Философский факультет Ростокского университета присуждает ученые степени и заочно — для этого достаточно представить научный труд и написанную по-латыни автобиографию. Адольф близко знаком с профессором Бахманом и обещает позондировать почву. После оживленной переписки Шлиман переводит автобиографическое введение к своей книге на французский, латинский и греческий — он уверен, что писать так бегло, как он, по-древнегречески может в лучшем случае какой-нибудь парижский профессор. Шлиман прилагает к этому свою книгу н еще на всякий случай — описание путешествия по Дальнему Востоку. В сопроводительном письме он просит факультет соблаговолить присвоить ему степень доктора философии.
2 апреля 1869 года все это получает старый Герман Карстен, декан. На следующий же день он назначает профессора Бахмана референтом.
Не проходит и недели, как Бахман дает отзыв. Референт не только специалист — он еще вдобавок сторонник теории, утверждающей, что Троя находилась около Бунарбаши. Он видит наивность Шлимана, видит, что тот непоколебимо верит в Гомера, не меньше, чем ортодокс-лютеранин старой школы верит в библию. Но он видит и другое: божью искру, силу интуиции — Шлиман велик даже в своих заблуждениях.
«Даже если критические мотивы, лежащие в основе его рассуждений, — пишет Бахман, — не могут быть целиком одобрены, то солидное, самостоятельное исследование заслуживает признания, ибо всегда интересно, когда очевидец противопоставляет свое мнение, добытое в результате тщательных изысканий, мнению предшествующих исследователей».
Наиболее сильное впечатление на Бахмана произвело описание Итаки. Это, по его мнению, столь значительный вклад в топографию, гомероведение и этнографию, что «исследование этого острова можно наверняка считать законченным». А как же с тем, что для Шлимана важнее всего остального, — с Троей и Гиссарлыком? Эти выводы «малоубедительны», и Шлиман «явно заблуждается н относительно местоположения Трои и относительно Скамандра и Симоента. Впрочем, со стороны Шлимана было на самом деле смело после проведенных в 1839 году исследований профессора Форхгаммера и английского морского офицера Спратта, которые раз и навсегда разрешили этот вопрос, снова выступать в защиту противоположного мнения о местоположении Илиона».
Что же касается приложенных автобиографий, то референт не пожалел труда и подчеркнул все грамматические погрешности. Автобиография, написанная по-латыни, невзирая на отдельные ошибки, с точки зрения языка вполне удовлетворительна, перевод же оной на древнегреческий лучше бы отсутствовал вовсе, ибо он показывает, что его автор не проходил синтаксиса.
Но на это можно не обращать внимания, ибо «успехи господина Шлимана, — заканчивается отзыв,— в области археологическо-топографических исследований, благодаря которым он стал достойным продолжателем своих предшественников-ученых, столь значительны, что, невзирая на отдельные
«Меня поразили, — пишет, в свою очередь, профессор Фрицше, — разносторонние познания этого самоучки. Человеку, который способен написать приложенное археологическое сочинение, можно с полным правом присвоить степень доктора». Правда, Фрицше делает небольшую приписку: «Часть, посвященная Трое, с научной точки зрения не выдерживает критики».
Одобрительные отзывы дают затем профессора Репер и Беккер. Последний замечает: «Такого самоучку, как господин Шлиман, наверняка примет с распростертыми объятиями любой философский факультет». После того как и остальные профессора высказались за присуждение Шлиману ученой степени, факультет направляет в соответствующее министерство представление, где называет Шлимана человеком с «гениальными способностями к языкам». Двадцать седьмого апреля герцог собственной рукой подписывает документ о присуждении степени «Генриху Шлиману из Калькхорста, ученому, не занимающему официальной должности, ныне проживающему в Париже».
Торжественный диплом пересылают в Шверин, Адольфу, как представителю Шлимана, ибо самого его, вновь испеченного доктора философии Ростокского университета, уже нет в Париже.
Он снова в Америке. Когда Шлиман с Гомером н ради Гомера предпринял свое путешествие, он начал новую главу своей жизни. Теперь он предпринимает еще одно путешествие, чтобы завершить другую главу — положить конец пятнадцатилетним разногласиям и изматывающим нервы ссорам. Брак с Катериной надо расторгнуть. Адольф, опытный юрист, и здесь помогает советом. Он ставит его в известность, что в Мекленбурге или Франции развод потребует почти столько же времени, как в России. «Но ведь ты американский гражданин. Там развестись куда легче!»
Из-за этого Шлиман и находится в Индианаполисе. Он пытается склонить сразу пятерых адвокатов вести дело в таком темпе, к которому даже они ие привыкли.
— Это невозможно, мистер Шлиман, — отвечают они. — Как раз сейчас пересматриваются наши законы о разводе. Следовательно, придется подождать, пока будут изданы новые. Мы хотим тут же предупредить вас, что они не будут столь удобны, как нынешние, ибо все считают, что действовавшее до сих пор законодательство слишком упрощало развод.
— Большое спасибо за добрый совет. Сейчас же ознакомьтесь с материалами, которые я вам предоставил. Я уезжаю на несколько дней.
Он оставляет все на попечение своей кухарке, старой негритянке, — та, к его изумлению, выписывает три газеты — и едет в Вашингтон. Он наносит визиты президенту, министру юстиции, нескольким сенаторам. Шлиман не успевает еще вернуться, как его кухарка читает в газетах, что реформа законов о разводе откладывается до февраля, ибо подготовка к ней требует много времени.
Через несколько недель Шлиман обретает свободу. Катерину и детей (Наталья умерла, когда он был в Греции) он обеспечивает самым щедрым образом.
Теперь и мысли его совершенно свободны для великого дела — для Трои. Но что он говорил почти сорок лет назад, когда однажды уже развивал этот план? «Мы поженимся, Минна, и вместе раскопаем Трою!» Насколько облегчился бы тяжелый труд, если бы рядом была любимая жена, увлеченная, как и он, Гомером и Троей. Но Минна, потеряв терпение, вышла замуж за другого. Катерина хотела от него только денег и никогда даже не задумывалась над тем, чем он жил, — и он вычеркнул ее из своей жизни. Кузина из Калькхорста умерла...