Шлюха
Шрифт:
Я опустила взгляд на его хватку и разжала его пальцы, освобождая свою руку.
— Ладно, давай не будем начинать. Прости. Пошли спать.
Он отпустил меня, но разговор на этом не закончился. Пэкс продолжал, пока наш диалог не превратился в сплошные пререкания и упреки, и все ради того, чтобы устроить ссору.
— Что? Я не должен задаваться вопросом, кто ты такая? Изменился не я, Габриэлла. А ты.
— Пэкстон, я даже не понимаю, что тебя так задело. Я лишь хотела узнать, в порядке ли
— Наверное, я просто устал. Последние два дня только и делал, что надрывал ради тебя зад.
Это вывело меня из себя, и Пэкстон получил желаемое. Ссору.
— А я тебя не просила.
— Нет, Габриэлла, не просила. Но и я этого не планировал. Я хотел позволить тебе забрать парня, собирался помочь, а потом думал использовать его, чтобы вернуться к старому порядку вещей. Как это было до начала всей этой бессмыслицы.
— Этого ты хочешь, Пэкстон? Хочешь, чтобы я поклонилась и поцеловала твои ноги?
Пэкстон фыркнул и замотал головой.
— Чем, черт возьми, мы вообще занимаемся?
— Сам начал.
Пэкстон ушел озадаченный прочь от взбешенной жены.
— Я иду в душ.
Я провела пальцами по волосам, застонав от разочарования и шока, и вышла на балкон с телефоном в руке. Я проговорила с Ми добрых пятнадцать минут, прежде чем услышала, как он вышел из ванной и плюхнулся на кровать. Мы мало о чем говорили: о девочках, Вандере, фильме и нашей глупой ссоре. Той, что свалилась с неба, словно астероид. Без какого-либо предупреждения.
Пэкстон никак не отреагировал, когда я вошла в комнату. Он лежал неподвижно на животе, закинув руки за голову. Я тоже молчала. Оставила его, распростертого поверх одеял в одних боксерах и без футболки. Мне нравился Пэкстон в белых узких боксерах, особенно на фоне его загорелой кожи и точеной спины.
Принимая душ, я размышляла о том, с какой стати Пэкстон вспыхнул на пустом месте. Было понятно, что за этим что-то стояло, и беседа с Ником была первой причиной, приходящей на ум, но почему?
Пэкстон не пошевелил ни мышцей со времени моего ухода. Я смотрела, как он спит, чувствуя трепет внутри. Его глаза были закрыты, а дыхание глубокое и расслабленное. Словно он крепко спал. Смахнув волосы с его лба, я поцеловала его теплую кожу.
— Помассируешь мне поясницу?
Я улыбнулась и села ему на пятую точку, впиваясь подушечками пальцев в напряженные мускулы его спины.
— Почему ты не общаешься с родителями?
— Иногда общаюсь. Они звонят раз в год или около того.
— Я не слышала.
— В этом году еще не звонили.
Я засмеялась, выдохнув.
— Уже почти сентябрь. Год скоро закончится.
— Мне все равно.
— Почему?
— Не знаю, Габриэлла. Мы просто не близки. Во многих
— Я была близка со своей семьей.
— Ты даже не помнишь их. У тебя амнезия, или уже забыла?
— Замолчи. Я все еще люблю их. Знаю, что так и было.
— У меня же все наоборот. Мой старик работал водителем грузовика, развозил апельсины по западному побережью. Мать была шлюхой. Она изменяла ему, сколько я себя помню, а его либо не было дома, либо он был пьян в стельку. Ты не единственная, у кого было трудное детство. Такое происходит изо дня в день по всей земле.
Я надавила пальцами на напряженные участки над тазом.
— Знаю. Я не говорила, что такого не происходит. Ты всегда был один? Без братьев и сестер?
— У меня была сестра. Она умерла.
Мои пальцы остановились на секунду, пока я осознавала эти слова.
— Что случилось?
— Ее сбил грузовик в первый день в детском саду.
И снова мои пальцы остановились, я подавила вздох.
— Мне так жаль, Пэкс, это ужасно.
— Мне было два. Я даже не помню ее. Никогда ее не знал.
— Да, но ты не думаешь, что это как-то связано с поведением твоей матери или пьянством отца? Каждый своим способом справляется с проблемами.
— Да, но у них все еще был другой ребенок. У них все еще был я.
— Мне жаль, что у тебя была такая жизнь, Пэкстон, но знаешь что?
— Хм?
— Ми говорит, что на все есть причины и следствия. Может, тебе пришлось пережить все эти невзгоды, чтобы стать хорошим отцом для Роуэн и Фи.
Пэкстон приподнялся и перекатился на спину, так что теперь я была поверх его талии.
— Что ж, если дело в этом, я ни о чем не жалею.
— Я тоже.
— Прости.
Мои пальцы блуждали по глубоким отметинам от ногтей на его груди.
— И ты меня. Боже, это я сделала?
— Тебе не за что извиняться. Мне понравилось. Это было очень странно, детка. Все это время я говорил тебе быть шлюхой, а потом ты теряешь память и — бам! ты…
— Следи за языком, дружок.
— Это был комплимент.
Я провела покрытыми красным лаком ногтями по животу и хмуро посмотрела на него.
— Почему мне кажется, что я должна обижаться?
Пэкстон водил руками вверх-вниз по моим ногам и смотрел на меня так, словно я была ему небезразлична, действительно небезразлична, словно он любил меня.
— Я взорвался, когда ты сделала это вчера. Твое туловище извивалось невероятным образом, ногти впивались мне в кожу, и все твое тело испытывало оргазм. А минеты! Ты похотливая плохая девочка, и мне это чертовски нравится.
— Я не похотливая плохая девочка.
Пэкстон пошевелил бедрами, чтобы привлечь мое внимание, и я посмотрела на него.