Шлюхи
Шрифт:
— К правительству… — невольно повторил Андрей Николаевич.
— …с требованием решительных действий в адрес поднимающего голову тоталитарного фашизма.
— Фашизма… — опять не удержался хозяин.
Алла извлекла из сумки папку, из папки — лист с машинописным текстом, который подпирали разноцветные подписи, и, махнув им перед бледным лицом заместителя главного редактора, веско произнесла:
— Как видите, лучшие представители российской интеллигенции поддержали текст обращения. Желаете ли вы оставаться с нами?
Чеховская бородка задрожала. Коридор был
— Алла Викторовна… Но не вот так же… вдруг… Давайте пройдем… Все обсудим.
Андрей Николаевич завел Аллу в небольшую кухню, где неказистые предметы сиротели в холостяцкой грязи, а на подоконнике в банках с водой торчали луковицы с зелеными чубчиками.
— Хотите салата?.. — предложил хозяин. — Из помидоров… Правда, вчерашний… Но очень хороший, со сметаной.
— Какой может быть салат? — начинала сердиться Алла. — Я к вам на одну минуту. Скольких мне еще нужно обойти! Подпишите — да я побегу.
Андрей Николаевич улыбнулся, и даже попытался засмеяться, но смех вышел таким странным, что несколько напугал Аллу.
— Подписать… оно — да… Только у меня, наверное… даже и ручка не знаю где…
— Вот ручка, — Алла протянула ему необходимый предмет. — Подойдет?
Но Андрей Николаевич ручку не взял, а стал смотреть в окно.
— Как бы, ручка — это да… — раздумчиво произнес. — Только вот… Что — ручка?..
Терпение Аллы подходило к концу.
— Так вы подпишете? Или вы против?
— Зачем же против? Почему против? — Андрей Николаевич затрепетал всем телом. — Только… Алла Викторовна… Согласитесь, к чему такая спешка?..
— Ладно. Как хотите. Мы никого принуждать не собираемся, — жестко выносила вердикт гостья, уверенно двигаясь к выходу.
За ней семенил хозяин и что-то вполголоса лепетал о времени, о согласовании, о вероломстве поспешности. Не помня себя от ярости, Алла так рванула запертую дверь, что едва не выломала разом все многочисленные задвижки и завертки.
В двух кварталах от дома зама обитала Линочка Арьешвили. Необходимо было навестить и ее.
У Линочки тоже были гости — две долговязые весьма привлекательные девицы с отличными бюстами и пышными гривами осветленных волос. Кроме того, одеты они были со всей вообразимой в нашем краю роскошью. Обстановку Линочкиных комнат никак нельзя было назвать убогой, но даже на фоне ее псевдобарочных арабских гарнитуров гостьи смотрелись пришелицами из куда более счастливой жизни.
— Путаны, — ответила потрясенно-вопросительному взгляду Аллы Эвелина Арьешвили.
Линочка считалась как будто грузинкой, однако ее горбоносость не уродовала лица, пожалуй, придавала ему беспокоящую экзотичность.
— Проститутки, что ли? — шепотом переспросила гостья.
— Зачем же так грубо? Путаны — это не проститутки. Что, если я с иностранцем пересплю, а потом получу от него подарок — так я уже и проститутка? Путаны… Нет. Это совсем другой коленкор!
— Да вижу, что коленкор не дешевый, — продолжала шелестеть Алла.
— Да не шепчи. Они все равно ни слова по-русски не понимают.
— Иностранки, что ли?
Линочка рассыпалась дробным, каким-то птичьим смехом.
— Ты посмотри на их мордахи. Ну, какие они иностранки? Просто они так долго общались с одними иностранцами, что совершенно забыли русский язык. Да и кому он теперь, этот русский язык, нужен?
Девицы тем временем были заняты просмотром какого-то видеофильма, но лишь только хозяйка представила им Аллу — те оторвались от экрана, перестали сосать длинные сигареты, журнально заулыбались, защебетали:
— Hi!
— How do you do?
— Glad to see you!
— The weather is nice, isn’t it?
— We had а good holiday in Monte Carlo.
— We shall go to Tahiti for next holiday.
«Я убью тебя, тварь!» — кричал телевизор. На резном комоде бронзовые часы с фигурками разомлевших от зноя и любовной истомы пейзанок показывали без пяти три — Алла решила поторопиться:
— Линочка, тут вот коллективное письмо к правительству. Обращение… Даже требование. Твоя подпись…
— Да-да, — нимало не поинтересовавшись деталями, кивнула Линочка Арьешвили; не глядя, чиркнула закорючку поверх чьей-то размашистой подписи.
Алла хотела было уже идти, но подумала, что не будет лишним взять автографы и у этих двух красоток, коли случилось им возникнуть на ее пути. Она откашлялась и начала низкой тревожной нотой:
— I hope, charming Ladies, that have already paced out of barracks of totalitarianism to democracy and civilization will deign to put their signatures under this act of will of Russia’s citizens. Thus you will show your vital concern with Russia’s destiny, faith in the country’s spiritual Revival, support the heavy burden of our initiatives on the way to the prosperous state, ruled by laws [15] .
15
Я надеюсь, милые дамы, уже осуществившие широкий шаг из казармы тоталитаризма к демократии цивилизованности, соблагсвалят поставить свои подписи под сим волеизъявлением россиян. Тем самым вы проявите свою кровную заинтересованность в судьбе России, веру в ее духовное возрождение, поддержите наши нелегкие начинания на пути к процветающему правовому государству (англ.).
Девицы слушали ее, раскрыв свои очаровательные, смазанные перламутровым блеском, ротики. Еще минуту после того, как Алла закончила свое слово, красотки ждали, видимо, каких-то пояснений. Не дождавшись, попытались самостоятельно прояснить смысл сказанного.
— What’s the English for «des-ti-ny»? What is «citysex»?
— And what is «spirit — ale»?
Изумлена была и Алла.
— Слушай, — обратилась она не без раздражения к хозяйке, — ты же сказала, они понимают только английский.