Шмяк! (Бац!)
Шрифт:
– Запамятовал пароль, сэр! Я думал – подожду, пока Игорь его не назовет.
– Ладно, иди сюда. Как там дела?
– Просто прекрасно, сэр, – ответил Шнобби. По его плащу струился дождь.
Ваймс отступил на шаг.
– Ладно, парни, пора. Моркоу и Шелли, двигайтесь к гномам, мы с Детритом займемся троллями. Вы знаете, что делать. Линии наступают медленно. Никакого острого оружия. Повторяю, никакого острого оружия, пока не придется рубить, чтобы выжить! Будем действовать, как положено Страже, ясно? Слушать мою команду!
Он заспешил обратно, вдоль линии баррикад, и одновременно по рядам стражников бежал шумок. Детрит неподвижно ждал. Когда Ваймс подошел, тролль прорычал:
– Ета, они перестали
– Слышу, сержант. – Ваймс снял плащ из промасленной кожи и повесил его на баррикаду, чтобы не стеснял движений.
– Кстати, как дела на Сноваповоротной улице? – поинтересовался он, потягиваясь и делая глубокий вдох.
– Ета, отлично, сэр, – радостно ответил Детрит. – Шесть алхимиков и полста фунтов свежего «Сполза». Раз, два, и все сидят в «Танти».
– Они не догадались, кто стукнул? – уточнил Ваймс.
Детрит обиженно взглянул на командора.
– Ну, нет, сэр, – сказал он. – Я уж постарался, чтоб они поняли, что ето я их стукнул.
И тут Ваймс заметил мистера Пессимала. Инспектор стоял на прежнем месте, и его лицо в сумерках напоминало бледный круг.
Ладно, хватит. Наверное, этот мелкий придурок кое-что понял, стоя на улице под дождем и дожидаясь приближения двух вопящих толп. Наверное, ему хватило времени поразмыслить, каково провести всю жизнь в подобных переделках. Служить в Страже потруднее, чем писать бумажки, правда?
– На вашем месте я бы остался здесь, мистер Пессимал, – сказал Ваймс как можно добродушнее. – На площади может быть опасно…
– Нет, командор, – ответил Э. И. Пессимал, глядя снизу вверх.
– Что?
– Я принял к сведению все, что вы говорили, и намерен встретить врага лицом к лицу, командор.
– Послушайте, мистер Песси… послушай, Э. И., – сказал Ваймс, положил руку на плечо маленького инспектора и замолчал. Э. И. Пессимал так дрожал, что кольчуга слегка позвякивала.
– Иди домой, ладно? – настойчиво продолжал Ваймс. – Здесь тебе делать нечего…
Он неуверенно похлопал Э. И. Пессимала по плечу.
– Командор Ваймс! – резко произнес тот.
– Э… что?
Э. И. Пессимал обратил к нему лицо, которое было мокро не только от дождя.
– Я – констебль-доброволец, если не ошибаюсь?
– Да, да, я так сказал, но я не думал, что вы примете всерьез…
– Я серьезный человек, командор Ваймс. И сейчас я предпочту быть именно здесь, а не в другом месте! – произнес доброволец Пессимал, стуча зубами. – И я предпочту быть здесь именно сейчас, а не в другое время! Давайте начинать, что ли.
Ваймс взглянул на Детрита. Тот пожал огромными плечами. Что-то происходило в мозгу маленького инспектора, которому тролль мог переломить хребет одной рукой.
– Как вам угодно, – безнадежно сказал Ваймс. – Ты слышал инспектора, сержант Детрит. Давайте начинать, что ли.
Тролль кивнул и повернулся к тролльему лагерю. Он сложил ладони рупором и выкрикнул что-то. По улице прокатилось эхо.
– Лучше что-нибудь, понятное всем, – предложил Ваймс, когда настала тишина.
Э. И. Пессимал шагнул вперед и набрал побольше воздуху.
– СЫПЬТЕ СЮДА, ЕСЛИ ВЫ ТАКИЕ КРУТЫЕ! – бешено завопил он.
Ваймс кашлянул.
– Спасибо, мистер Пессимал, – тихо произнес он. – Это именно то, что нужно.
Луна скрылась за облаками, но Ангве необязательно было ее видеть. Моркоу подарил ей на день рожденья специальные часы, в виде маленькой луны, которая совершала полный оборот, с белой стороны на черную, за двадцать восемь дней. Наверняка эта штука стоила уйму денег. Теперь Ангва носила часы на ошейнике – предмете туалета, который она могла не снимать весь месяц. Она так и не сумела сказать Моркоу, что не нуждается в них. Вервольфы всегда знают, что с ними происходит.
Прямо сейчас трудно было понять что-то еще, потому что Ангва думала носом. В том-то и проблема: когда ты волк, нос берет командование на себя.
Ангва обыскивала переулки в окрестностях Паточной улицы, начав от входа в гномью шахту. Она перемещалась в мире красок: запахи накладывались один на другой, плавали вокруг, лезли в ноздри. Нос – единственный орган чувств, способный перемещаться назад во времени.
Она уже посетила груду земли на пустыре. Там пахло троллем. Там он выбрался на поверхность, но что проку идти по давно остывшему следу. Сотни уличных троллей носили лишайник и черепа. Но мерзкий маслянистый запах не желал покидать память. Наверняка у мелких плутов есть и другие входы. И шахту нужно как-то проветривать, так? А значит, хотя бы легчайший запах масла обязан найти путь наружу. Скорее всего, сильным он не будет, но ей и не надо. Легкого дуновения достаточно. Более чем достаточно.
Рыся по проулкам и перескакивая через стены, Ангва сжимала в зубах маленький кожаный мешочек – неприкосновенный запас всякого здравомыслящего вервольфа. То есть такого, который помнит, что одежда не следует за ним волшебным образом. В мешочке лежали тонкое шелковое платье и большой флакон с ополаскивателем для рта. С точки зрения Ангвы – величайшее изобретение за последние сто лет.
Она обнаружила то, что искала, на задворках Главной улицы. Нужный запах выделялся среди знакомых органических ароматов города и напоминал тонкую черную ленточку, которая змеилась в воздухе. Дуновения ветра и проезжавшие мимо телеги колыхали ее туда-сюда.
Ангва начала двигаться осторожнее. Этот район не походил на Паточную улицу, здесь жили состоятельные люди, которые нередко тратили деньги на больших собак и таблички «Стреляю без предупреждения». Пробираясь вдоль заборов, она слышала громыхание цепей и скулеж. Ангва ненавидела разборки с огромными свирепыми псами. Всегда было много крови, и даже полоскатель потом не помогал.
Запах струился сквозь ограду Эмпирического Полумесяца – этого, так сказать, полудрагоценного камня в архитектурной короне города. Несмотря на престижность района, люди не рвались жить в Полумесяце. Жильцы редко задерживались здесь дольше чем на два-три месяца, после чего торопливо съезжали, иногда бросая имущество [10] .
10
Этот жилой комплекс находился сразу при съезде с Парковой улицы, в районе с традиционно высокой арендной платой. Она была бы еще выше, если бы не Эмпирический Полумесяц, который, невзирая на отчаянные усилия анк-морпорского общества по сохранению исторического наследия, так и не снесли. В основном потому, что его построил Чертов Тупица Джонсон – человек, который сочетал в своем хрупком теле столько энтузиазма, заблуждений и гениальной бесталанности, что сделался одним из величайших героев архитектуры. Только Чертов Тупица Джонсон мог изобрести метр длиной в шестьдесят сантиметров и треугольник с тремя прямыми углами. Только Чертов Тупица Джонсон мог придать материи несуществующие измерения. И только Чертов Тупица Джонсон мог сделать это случайно. Его оригинальный многомерный подход к геометрии и послужил причиной возникновения Эмпирического Полумесяца. Снаружи это были нормальные дома, выстроенные из камня медового цвета; там и сям даже попадались колонны и херувимы. Но внутри… входная дверь дома номер 1 отворялась в спальню дома номер 15, из окна на первом этаже номера 3 открывался вид, приличествующий второму этажу номера 9, дым из камина в столовой дома номер 2 выходил из трубы дома номер 19.