Шмяк! (Бац!)
Шрифт:
Салли пожала плечами.
– Стоит попытаться.
Они ушли, и вскоре плеск шагов замер вдалеке.
Грязь с тихим шепотом поднималась в темноте. Цепочка вурмов постепенно исчезала. Вурмы, облепившие знак на двери, впрочем, остались: еда стоила того, чтобы за нее умереть.
Их свет мерк постепенно – они умирали один за другим.
Подземная темнота окутала знак, который вспыхнул алым и погас.
А темнота осталась.
В этот самый день в 1802 году художник Методия Плут попытался
Было пять часов утра. С неба струился дождь – не сильный, но весьма настойчивый.
На Сатор-сквер и на площади Ущербных Лун он падал на белый пепел костров. Оранжевые угли вспыхивали время от времени, шипели и плевались.
Вокруг сновало семейство гноллов, каждый из которых тащил за собой тележку. Стражники за ними присматривали. Гноллы не особенно разборчивы в отношении того, что берут, лишь бы оно не сопротивлялось, да и то… Ходили разные слухи. Но гноллов в городе терпели. Никто не умел так чисто прибираться.
Издалека гноллы казались троллями в миниатюре. Голову каждого венчала огромная компостная куча. Она составляла имущество гнолла – и почти все оно было сплошь гнилым.
Сэм Ваймс поморщился от боли в боку. Вечно ему не везет. В этой передряге пострадали двое стражников – и он непременно должен был оказаться в их числе? Игорь постарался как мог, но сломанные ребра есть сломанные ребра; пройдет неделя-другая, прежде чем подозрительная зеленая мазь всерьез подействует.
И все-таки он наслаждался приятным внутренним теплом. Они сумели обойтись старыми добрыми методами. Поскольку старые добрые стражники неизменно оказываются в меньшинстве, Ваймс счел возможным прибегнуть к старой хитрости, обману и любому, черт возьми, оружию, какое только подвернулось.
Даже драки толком не было. Гномы в основном сидели и распевали мрачные песни; они падали, когда пытались встать, – а некоторые, уже попытавшись, теперь лежали и храпели. Тролли, напротив, по большей части стояли, но тут же валились, стоило их толкнуть. Двое-трое троллей, сохранивших чуть более ясную голову, попробовали завязать неуклюжую и нелепую рукопашную, но пали жертвой старого доброго приема – хорошо рассчитанного пинка.
По крайней мере, почти все. Ваймс переступил с ноги на ногу в надежде умерить боль в боку. Нужно было это предусмотреть…
Но все хорошо, что хорошо кончается, не так ли? Никаких жертв, и вдобавок, вящего удовольствия ради, Ваймс раздобыл утренний экземпляр «Таймс». В передовице шла речь о бандах, наводнивших город, и о Страже, которая, «судя по всему, не намерена наводить порядок на улицах».
«А вот и намерена, дурень ты этакий». Ваймс чиркнул спичкой по какому-то постаменту и зажег сигару, празднуя маленькую, но несомненную, хоть и мрачноватую, победу. Ей-богу, они нуждались в небольшом торжестве. Стража предотвратила очередную Кумскую долину, и было так приятно, что у них появился повод гордиться. В конце концов, они добились несомненного результата…
Ваймс уставился на постамент. Он не помнил, чья статуя некогда здесь стояла. С тех пор на постаменте отметились поколения уличных художников.
Постамент украшали тролльи граффити, сведя на нет труды тех, кто пользовался обыкновенной краской. Ваймс прочел:
Рудничные знаки, городские надписи… Когда дела идут скверно, горожане пишут на стенах.
– Командор!
Ваймс повернулся. Капитан Моркоу, в сверкающей броне, спешил навстречу, и его лицо, как обычно, лучилось чистым, стопроцентным энтузиазмом.
– А я думал, что велел всем стражникам, которые не охраняют арестованных, идти спать, капитан, – сказал Ваймс.
– Я только хотел кое-что уточнить, сэр, – сказал Моркоу. – Ветинари прислал в Ярд записку. Он требует рапорта. Я решил, что лучше сказать вам, сэр.
– Я тут как раз подумал, капитан… – не сдержался Ваймс. – Может быть, установить небольшую табличку? С незатейливой надписью. Например, «Кумская битва НЕ состоялась здесь 5 грюня в год Креветки». Может быть, кто-нибудь даже выпустит дурацкую почтовую марку. Что скажешь?
– Что вам самому надо поспать, командор, – ответил Моркоу. – И потом, годовщина Кумской битвы только в субботу.
– Разумеется, памятник в честь битвы, которая не случилась, – это я слегка загнул, но хотя бы марка…
– Леди Сибилла очень обеспокоена, сэр, – Моркоу просто излучал тревогу.
Гул в голове Ваймса утих. Словно очнувшись при упоминании Сибиллы, разные части организма выстроились в очередь, словно кредиторы, размахивающие долговыми расписками. Ноги, страшно уставшие и нуждавшиеся в ванне; урчащий живот; огнем горящие ребра; больная спина; мозг, отравленный собственным ядом. Вымыться, поесть, поспать… какие отличные идеи.
Но сначала нужно было еще кое-что сделать.
– Как там наш мистер Пессимал? – спросил Ваймс.
– Игорь его подлатал, сэр. Он слегка ошалел в суматохе. Конечно, я не могу приказать вам пойти и повидать его светлость…
– Не можешь, потому что командир тут я, – сказал Ваймс, все еще как пьяный от изнеможения.
– …но Ветинари может – и он приказывает, сэр. Ваш экипаж будет ждать у дворца, когда вы выйдете. Это приказ леди Сибиллы, сэр, – закончил Моркоу, апеллируя к высшей инстанции.
Ваймс посмотрел на уродливую громаду дворца. Чистые простыни вдруг показались такими соблазнительными.
– Я не могу появиться перед патрицием в таком виде, – проговорил он.
– Я договорился с секретарем Стукпостуком, сэр. Горячая вода, бритва и большая кружка кофе ждут во дворце.
– Ты обо всем позаботился, Моркоу…
– Надеюсь, сэр. Теперь ступайте.
– Но и я кое о чем позаботился, а? – заявил Ваймс, радостно покачиваясь. – Лучше мертвецки пьяный, чем просто мертвый, да?