Шняга
Шрифт:
Гена потребовал объяснений. Маргарита защищалась, как могла. Она орала до хрипоты, что выращивать ядовитые ягоды возле дома не даст, что черепам место в могиле, а гипсовые обломки Ильича – либо мусор, либо подкормка для кур, а мусор ей на участке не нужен. Доисторическое яйцо – другое дело, раскрасить его серебрянкой и пусть стоит в серванте рядом с иконками.
Гена, до крайности удручённый, побрёл на берег, но и там не было ему утешения.
Вода в реке заметно поднялась. К площадке кто-то пристроил
Старуха Иванникова заплакала, пришёл Славка с дрелью в руке и, увидев Шевлягина, весело прокричал:
– Геннадий! Как самочувствие? – и тут же, не дожидаясь ответа, повернулся к Иванниковой.
– Не расстраивайся! – бодро сказал он ноющей старухе, – Пальто твоё замолодилось? Ну и хорошо! А овцу Митькины рабочие поймают, будет им плов, а тебе новый воротник.
Все захохотали, а старуха, не унимаясь, заныла тонким нищенским голосом:
– Стыдобища-то какая…
Мимо бесшумно прошли два припудренных цементной пылью узбека с носилками.
В дверях появилась Анна Васильевна Егорова с хозяйственной сумкой в руке и, обходя Шевлягина, заглянула ему в лицо.
– Гена, ты что-то бледный какой, прямо на себя не похож, – нахмурившись, быстро проговорила она, – иди-ка лучше на воздух. – И, уже обращаясь к Славке, спросила:
– У Люси сыр здесь или в магазине?
Неокрепший после болезни организм краеведа спасовал. Гена затравленно улыбнулся, ноги его подкосились и тут же перед глазами возникли чьи-то кроссовки и пыльный металлический пол.
* * *
Шевлягин очнулся на берегу. Тихо шелестел камыш, сварливо крякали утки, неподалёку, уютно подобрав под себя лапы, сидел в траве белый кот Селивановых и дремотно жмурился.
Над Геной, загородив полнеба, камыш и кота, склонился Славка-матрос.
– Оклемался! – доложил он.
Послышался голос Егорова:
– Может, за Маргаритой сбегать?
Гена приподнялся и глухо сказал:
– Не надо её.
Славка-матрос сел рядом. Егоров тоже перебрался поближе.
– Слышь, Иваныч, – жалобно начал Шевлягин, обращаясь к Егорову, —
Маргарита моя оба черепа ликвидировала. Один, который я сам сделал – разбила.
– Это она зря, – сочувственно отозвался Егоров, – всё-таки изделие, ручная работа.
– А второй похоронила. Говорит, что даже свечку сверху воткнула. И зажгла.
– Тоже зря. Я… давно хотел сказать…
Егоров запнулся, помолчал минуту-другую и выпалил:
– Череп этот, который вы со Славкой возле Поповки выловили – не настоящий!
– Как это «не настоящий»? – возмутился Шевлягин
Егоров клятвенно прижал ладонь к груди.
– Да потому что я его сам лично в речку кинул!
Славка-матрос повернулся к Егорову и замер с открытым ртом. Гена совершенно пришёл в себя и сел.
– Когда?!– спросил он.
– Это давно было, – начал Егоров. – Когда школьная крыша обрушилась, пацаны стали лазить по развалинам, кто мел найдёт, кто глобус пробитый… Их оттуда гоняют – они опять. Моему Серёжке лет шесть или семь было. Смотрю, идёт он по мосту и несёт что-то на палке, за ним Таська Белова – вечно эта пигалица рядом ошивалась. Маршируют, значит, и оба поют во всю глотку: «мы несём череп, человечий череп!»Потом, смотрю, – остановились на серёдке моста и давай его раскачивать. Он и так ходуном ходил, каждый день боялись, что рухнет! Я – к ним. Подбежал, палку с черепом отнял, подальше её в реку зашвырнул, Сережке сразу пинка, Таське подзатыльник… Оба как стреканут от меня! Это я в сердцах, конечно…
Сережка мне потом сказал, что тот череп он в самом углу школы нашёл, в сломанном шкафу. Там ещё и скелет был, все кости на проволочках.
Славка затрясся от смеха, закрыл лицо рукой и повалился в траву.
Гена недоверчиво уставился на Егорова.
– То есть, Маргарита закопала на кладбище наглядное пособие? – медленно проговаривая каждое слово, уточнил он. – Муляж?!
Славка дрыгнул ногой и заржал в голос.
– Получается, что так, – покаянно подтвердил Егоров.
– Но ты Маргарите про это, всё-таки, не говори, – посоветовал он, – что ж она, зря почести оказывала, свечку жгла…
– Да ну её! – Шевлягин помолчал, погрустил и вдруг вскинулся: – Ты видал, где она бочку для мусора поставила?
Но Егоров вступился за женщину:
– Ну а куда ж ей ещё мусор девать, если ты весь бугор своим дендропарком занял?
– Куда-куда… Не знаю, куда, – буркнул Шевлягин.
– Ленина расколотила, – вспомнил он, – известковую крошку курам даёт. А ведь это была не просто статуя, это исторический артефакт! Свидетельство времени!
– Ген, да ладно тебе…, – добродушно сказал насмеявшийся до изнеможения Славка.
– Вот тебе и «ладно»! А Егорова возле этой статуи, может, в пионеры принимали! Да, Иван Иваныч?
– Нет, меня в пионеры в церкви приняли. Там в ту пору «красный уголок» был. Ну а потом уже склад…
– Но в школу ты мимо этого Ленина ходил?
– Ходил, а как же!
– Ну вот, а теперь его мои куры клюют. Полмешка уже осталось…
Заметив, что Славка снова затрясся, Егоров укоризненно глянул на него, но и сам не сдержался, отвернулся и стал всхлипывать и вытирать слёзы.
Наконец, все трое притихли и, всё ещё улыбаясь, стали смотреть на реку – на гладкую, спокойно текущую воду, на чайку-рыболова, смирно сидящую на воде.
– А может…, – не меняя направления взгляда, неуверенно начал Славка.
Егоров кивнул и подхватил:
– Да, вот и я тоже подумал…
Оба обернулись к Шевлягину. Тот насторожился.
– Чего это вы?
Егоров спросил:
– Ген, а может Шняга твоего Ленина соберёт?
– Только это… Как бы она его не оживила! – Засомневался Славка.