Сходняк
Шрифт:
Карташ отложил автомат, готовый, впрочем, в любой момент снова его схватить. Здоровой рукой выдернул из петель брючный ремень. Пуля прошила руку сантиметров на десять выше локтевого сгиба, ткань вокруг проделанной пулей дыры уже пропиталась кровью. Карташ обмотал ремнем руку выше входного отверстия, затянул петлю изо всех сил. Кровь он, может, и остановил, но одна рука не действует.
Подхватив со щебня здоровой рукой автомат, выглянул из-за шпал, увидел фигуру, перебегающую с места на место... и, к своему облегчению, узнал Данила.
Коротко свистнул.
Черский признал Карташа, кивнул, показал указательным пальцем направление, после чего отогнул два пальца, сжав остальные в кулак. И изобразил рукой вкручивание. Ясно. Двое засели за тем огромным холмом из болтов. Карташ кивнул: понял вас. Тогда Данил ткнул себя в грудь большим пальцем и изобразил ладонью обводящее движение справа. Показал на Карташа, показал обводящее движение слева. Ага: я захожу справа, ты слева. Черский махнул рукой. Вперед.
Они двинулись параллельными курсами, держа друг друга в поле зрения. Тухло воняло пороховой гарью, поднятая взрывами пыль оседала медленно, подолгу зависая в напрочь лишенном ветра воздухе. Ага, вот и тот курган из болтов...
Человек возник перед Карташем из ниоткуда. Не было – и вот он, выскользнул из-за уложенных штабелями рельсовых коротышей. Но, похоже, и человек не искал Карташа, а тоже, что называется, напоролся. Впрочем, это обстоятельство никак не меняло смысла противостояния, смысл оставался прежним – кто быстрее выстрелит.
(«Где-то я видел эту рожу, – даже успела проскочить мысль на периферии сознания. – В Нижнекарске, что ли...») Выстрелили одновременно. Две автоматные очереди слились в одну.
Карташ ощутил тычок в бок, что-то мощно садануло в ногу, нога подогнулась, и Алексей упал. «Ну вот и звиздец», – пронеслось в голове.
Все же Карташ перевернулся с бока на спину, высвободил из-под себя АКС – может, все же успеет вдавить спуск, когда увидит над собой противника и автоматное дуло... И не увидел ни того, ни другого.
Приподнявшись, Алексей обнаружил, что его противник лежит поблизости с разбросанными в стороны руками, с пробитым черепом, из которого толчками выплескивается на щебень кровь. «Это не я, – понял Карташ. – Я не успевал. Это Данил».
Алексей попробовал подняться на ноги. Не получилось. Раненая нога не держала.
– Л-ладно, – прошептал Карташ, вставил новый «магазин» и пополз.
Данила там, где он последний раз находился, видно не было, стало быть, проследовал прежним курсом, и теперь ему придется брать на себя двоих. Но и Алексей не собирался лежать в ауте, эдакой выброшенной на берег рыбой, закатывать глаза и стонать – «Санитара!» Пока еще есть силенки двигаться, он будет двигаться.
А потом он увидел Таксиста.
Гриневский несся, умудряясь замысловато петлять и не сбавлять при этом скорости, к человеку, который отступал в сторону туннеля и отстреливался. По фигуре и пластике Карташ издали признал в том человеке Зубкова.
Выходит,
А на Гриневском был бронежилет, трофейный, ясное дело, но вот оружия в его руках Карташ не разглядел...
Й-о-о! Запредельной остроты боль пронзила раненую ногу, заставила выгнуться дугой позвоночник, разорвалась в глазах, на миг ослепив.
Когда спустя секунду-другую отпустило и Карташ пришел в себя, снова смог смотреть в ту сторону, где был Гриневский, то он увидел, как Таксист, сократив расстояние между собой и Зубковым метров до пяти-семи, с размаху бросает в спину олигарху короткий обрезок рельса, тут же падает на щебень и перекатывается под защиту каких-то труб и швеллеров. Зубков сумел вовремя обернуться, сумел среагировать, отпрыгнуть – ну, боксер все же! не сумел разве что удержаться на ногах. Алюминиевый королек повалился на деревянный настил, выпустив из рук автомат. В этот момент Таксист вскинул себя с пола и бросился к Зубкову.
Алексей пополз. С такой дистанции, да еще с одной действующей рукой, в которой автомат, он ничем Гриневскому помочь не мог. Надо подобраться поближе.
На несколько секунд Карташ выпустил из виду тот участок, а когда снова взглянул, то увидел Гриневского и Зубкова, которые вцепились друг в друга и катались по деревянному настилу. С настила они, впрочем, почти сразу же скатились на щебень.
Нечего было даже и пытаться выстрелить, стрелять можно будет только подобравшись вплотную, поэтому Карташ полз и полз вперед, не обращая внимания на то, что одна нога онемела, что раненая рука почти не слушается, что ноет задетый пулей бок, а позади него остается на щебне темный от крови след. Карташ надеялся успеть.
И не успел.
Он видел, как все случилось. Когда спарка Зубков – Гриневский оказалась поблизости от куска рельса, которым Таксист сбил олигарха с ног, Гриня отпустил Зубкова, схватил рельсину... А рука Зуба метнулась к поясу. И первый удар рельсовым обрубком совпал с первым выстрелом.
Зрелище было жуткое. Таксист как заведенный опускал и опускал на голову Зубкова кусок рельса длиной сантиметров тридцать, превращая голову в кровавое месиво, а Зубков, уже ничего не видя перед собой, жал курок пистолета, и пули летели куца попало – в Гриневского, мимо, в бронежилет, в руку, в голову.
Зубков жал курок до пустых щелчков.
Вместе с одним из своих ударов Гриневский повалился на Зубкова, и больше уже не поднимался.
Но Карташ упорно полз в ту сторону – теперь уже для того, чтобы помочь Таксисту, если тот еще жив. Алексей и не заметил, как потерял сознание...
– Да живее там, в бога душу мать! – услышал он, очнувшись. Это был голос Данила Черского. – Не хрен искать носилки, вон, видишь кусок брезента, тащи сюда!
– Данил Петрович, – раздался незнакомый голос, – может, все-таки эвакуировать это собрание от греха подальше?