Шофер. Назад в СССР. Том 3
Шрифт:
— Значит, Евгений Герасимыч, думаете вы, что не потеряли мое заявление. Кто-то его, хм, взял.
— Думаю, — он кивнул.
— Ну ладно, — я выпрыгнул из кабины, — пойдемте поговорим.
Вакулин еще раз оглянулся на секретаршу бюро, и вместе мы потопали за машину. Стали с той стороны, под Белкиным именем.
— Думаете, Алла Ивановна? — Спросил я
— Очень может быть, — он покивал, — заявление ж чем ей ценно? Почерком твоим. Подписью. А за ней в прошлом замечались уже подлоги. Да еще и по такой схеме. С заявлениями.
— Вот как, — я задумался, тронул подбородок, — какие подлоги-то?
— Был скандал несколько лет назад. Собирали в край, со всего району добровольцев. Уж по какому поводу не помню, да вот ответственной назначена была тогда Алла Ивановна. Членом бюро она была, не секретарем.
— Ну и что? Подделала списки?
— Еще хуже, — пожал он плечами, — подделала подписи рабочих в списках. Кинься она раньше, желающие и так бы нашлись, да вот стала она доготавливать списки в последнюю неделю. Ну и не добралось народу. Так, они со всех заявлений, что в райкоме от граждан были по разным поводам, нашлепали туда подписей, мол согласные они.
— И как же она еще сидит на своем месте? — Я нахмурил брови, — это ж уголовное преступление.
— Угу, — снова кивнул Вакулин, — только Алла Ивановна увернулась. Перекинула все на подчиненную, Лидию Петровну Пересвет. Ну ее показательно пожурили. Выгнали из партии с позором. Судить, правда, не стали. А Аллочка осталась сидеть. Как я не давил на органы, чтобы поглубже в этом деле капнули, так и не смог добиться, чтобы и ее проверили. Есть у нее где-то нечестные подвязки. Только вот пойди найди где.
— Значит, — сложил я руки на груди, — думаете, и тут такая же история? Взяла она мое заявление, чтобы устроить подлог? А зачем ей? Не. Ну, конечно, мы с Аллой Ивановной совсем не друзья, да только надо ли так рисковать, чтобы мне просто подложить свинью?
— Ты ее не знаешь, — покачал головой Вакулин, — она хитрющая как лиса. Да только не очень умная. Возможно что-то есть у нее такое на уме. Может, ты задним числом, где числишься. Может еще, где пытаются тебя вписать. Я таких документов не видел. Но, — он вздохнул, — признаю, оплошал я тут. Очень оплошал.
— Как выкручиваться будете? — Я подбоченился, — не надо мне, чтобы где-то ни там я был вписан.
— Понимаю, — Вакулин кивнул, — обещаю выяснить сегодня. А завтра с тобой увидимся и поговорим по этому поводу.
— Ладно, — кивнул я серьезно, — пробуйте. Не хотелось бы мне и тут все в свои руки брать. Потому как от подковерных партийных интриг меня вывертывает наизнанку так, что сил никаких нету.
— Понимаю, — серьезно закивал он, — меня тоже. Да ничего не поделать. Коль хочу очистить хотя бы наш райком от всей этой бюрократической дряни, приходится их же оружием работать. Но все равно, Игорь. Стыдно мне перед тобой очень. А мож, могу я еще чем-то тебе помочь? Мож, нужно тебе что-то, чем подсобить? Ну, искупиться мне перед тобою хоть как-то.
— Да нет. Узнайте че там с заявлением, — пожал я плечами, а потом меня осенило, — хотя… Есть одна штука.
— Какая? — заинтересованно склонил голову набок Вакулин.
— Расскажите, мне, где вы немцев расселили? Я у кого не спрошу, либо не знают, либо не хотят говорить.
Вакулин сначала удивленно поднял брови, громко засопел. При этом лицо его быстро потемнело, стало хмурым.
— А тебе зачем? — Спросил он.
— По личному делу. Ничего особенного. Просто познакомился я с одним из немцев на учениях, и кое-что надо ему передать.
— Вот как, — Вакулин задумался, — вещь какую?
— Вроде того.
— Мда, — он засопел. Полминуты молчал, решаясь, потом все же решился, — ладно. Раз уж я так перед тобой виноват, то скажу. Хутор Раздольный, что в пяти километрах от Красной.
— А, — хмыкнул я, — как я сам не догадался?
Раздольный был очень новым хутором. Вернее, заново отстроенном. Стоял он вблизи от тамошней огородней бригады, на которой, собственно все жители и работали. Там же стояла и ихняя МТС, небольшая, но с новым парком тракторов. Там и хранили, кстати, немецкие комбайны до начала учений.
В хуторе была своя школа, детский сад и фельдшерский кабинет. А самое главное, жилье там было квартирным. Ни хат, ни казачек в Раздольном не найти. Всюду стояла малоэтажная, но многоквартирная застройка на два-три этажа. Видать, по колхозным квартирам и расселили немцев.
— Ага, — сказал Вакулин, — да только с немцами ты просто так не увидишься. Присматривают там за ними. И точно тебя не подпустят.
Присматривают, значит… Ну что ж, понятное дело, что если есть иностранцы, то где-то рядом будут и товарищи из КГБ. Наверняка без этого никак. И, скорее всего, будут тайно. Значит, действительно просто так в гости к ним не попадешь. Хотя, колхоз у нас глухой, тихий. Может, одними партийными обошлись?
— А скажите, — глянул я на Вакулина, — кто за немцами смотрит? Ваши? Партийные?
— И наши, и не наши, — уклончиво ответил Вакулин.
Значит, точно там КГБ сидит среди немцев. И правда проще уж мне этого Рихтера в поле выловить и объяснить, что почем.
— Так что, ты это дело, Игорь, брось, — продолжал Вакулин, — Если уж нужно, что, то лучше на учениях. Там тебе проще будет с немцем увидеться.
— Угу, — покивал я, — проще. Ну ладно, Евгений Герасимович, пойдемте заявление переписывать.
— Да, пора уж, — покивал он, —ато больно уж у нас много нынче работы. Особенно у меня.
Вечером, к назначенному времени, я был в местном нашем отделении. Если честно, про донос, что написала на меня Екатерина Серая я особо и не переживал. Знал, что разобьется он о чужие многочисленные показания и доказательства. Знал также, что он, этот донос, может худым делом обернуться самой Екатерине Ивановне.
В милиции встетил меня Саня, Светкин друг, да повел, куда следует. Когда пришли мы с Саней в кабинет к Квадратько, Иван Петрович, широкий, как шкаф сидел за своим столом. Стол этот, покрытый стеклом, казался на фоне майора маленьким, как школьная парта.