Шок и трепет. Война в Ираке
Шрифт:
Картина ужасная. Ракеты (бомбы?) упали прямо на проезжую часть улицы, рядом с тротуаром. Рядом магазинчики, ресторан-забегаловка, автосервис, жилые дома. Народу много. Погибло человек пятнадцать. Десятки раненых. Все мирные жители. Люди вытаскивают из развороченного ресторана убитых и раненых, оторванные руки и ноги. Под ногами лужи крови, быстро смешивающиеся с желтой грязевой жижей. На улице дымится с десяток искореженных скелетов машин.
Толпа кричит: «Смерть Бушу!»
Да, здесь ему лучше не появляться. Здесь его точно с цветами не встретят.
Какой-то человек с лицом сумасшедшего потрясает огромным портретом главного шиитского святого,
Я провожу несколько часов с семьей Али Рахима (жена и двое детей) в доме его брата. Квартира Али была на втором этаже прямо над рестораном. В его семье все остались живы, но пережили самые ужасные мгновения, пережили кошмар, который теперь будет преследовать их всю жизнь.
Я задаю и задаю вопросы. Пытаюсь не упустить ни одной мелочи. Где они были, когда это случилось, что ели, что смотрели по телевизору, где стоял диван, где было окно. Я буду задавать вопросы, пока меня не выгонят. Но меня никто не гонит. Они говорят и говорят. Им надо выговориться.
Ухожу от них через три часа.
На месте трагедии трагедия продолжается. Народу стало еще больше. Мохамед Шумар оплакивает своего убитого брата. «Верят ли американцы в Бога? — спрашивает он. И сам отвечает. — Нет, не верят. У них нет Бога!»
Сирены больше не звучат. Нет смысла. Бомбы и ракеты падают в любое время. Днем и ночью. И в дождь, и в бурю. Американские самолеты висят над городом. И им не мешают нефтяные костры и оранжево-желтый туман, сменяющийся грязевым ливнем.
По улице мимо нас проезжает микроавтобус с некрашенным, похожим на длинный ящик гробом, неряшливо привязанным разного цвета и калибра веревками к ржавому багажнику на крыше. Дождь кончился. Окна автобуса открыты. Автобус битком набит женщинами в черном. Все они что-то кричат в окна. Кричат как резаные.
По слухам, американские передовые части уже в 80 километрах от города. Штурм Багдада может начаться в любой момент. И сегодняшний кошмар покажется пустяком…
Мазин Самарай, политолог из Багдадского университета: «Америка делает ошибку за ошибкой. Они обесценили саму идею борьбы демократии с диктатурой. Они проливают кровь невинных. Они говорят, что хотят спасти иракский народ, а сами убивают его».
Ахмед работал фантастически. С Мундером я бы не сделал и трети того, что мне удалось сегодня. Мундер бы сказал: «У людей горе. Мы не можем их беспокоить». Мундер так и не понял, что работа журналиста заключается в том, чтобы беспокоить всех, везде и всегда. Иначе надо было идти в монахи.
Глава 10
Гром среди песчаной бури
Сначала поднялся ветер. Финиковые пальмы зашумели, как тополя или березы. Потом свет стал желтым и тусклым, как в тюремном коридоре. Потом с неба посыпался песок. Ветер был столь сильным, что было не понять: то ли он поднимал песок с земли, то ли разбрасывал песок, льющийся с неба. Песок падал и падал, взлетал и взлетал. Казалось, к утру он засыплет город, а «умные» бомбы и ракеты не найдут цели и улетят обратно…
Но песку не хватило, и «умные» ракеты нашли свою цель, упав на улице Эль-Шааб на севере Багдада. Эль-Шааб значит «народ». Народу на улице было много. Две лавки запчастей, лавка сантехники, ресторанчик-закусочная. Кругом — маленькие кремовожелтые двухэтажные домики, теснящиеся друг к другу так, что редкие деревья в крошечных садиках влезают ветвями в окна соседей. Машины, такие старые, что больше походят на гигантские выхлопные трубы,
Семья 45-летнего автослесаря Али Рахима жила на втором этаже, над рестораном. В эти утренние мглистые сумерки семья в полном составе сидела на диване у телевизора. Жена Али — веселая толстушка Хана Китат — налила мужу, поднявшемуся из мастерской, горячего густого черного чаю, положила на тарелку свежую теплую лепешку и две вчерашние холодные долмы; взяла на руки задумчивого 6-месячного Ахмеда и придвинулась к 12-летней темноглазой красавице Риме.
В этот момент — в 11:32 — первая «умная» ракета упала на тротуар прямо перед мастерской Фарриса Рашида, оторвав ему ногу, перебив шею в двух местах, переломив позвоночник и воткнув длинный кривой осколок в горло. Ракета зажгла, как факелы, шесть или семь машин, стоявших вокруг. Она разметала все лавки и мастерские по обеим сторонам улицы, выбив все стекла на всех этажах в округе. Ракета вывернула наизнанку ресторан справа от мастерской Фарриса, убила двух посетителей, мирно жевавших чикен-тикка (шашлык из курицы без костей), тяжело ранила двух других и обслугу ресторана.
Обломок оконной рамы просвистел над головами Ханы и детей наперегонки с дождем из стекла, камнями и кусками асфальта. Телевизор упал и разбился. Со стен посыпались треснувшие серо-желтые фотографии бабушек и дедушек. Стены закачались, покрылись трещинами, как паутиной, но не упали.
Первой истошно закричала Рима, закрыв лицо руками и покачиваясь из стороны в сторону. Сквозь растопыренные пальцы быстрыми ручейками стекала кровь. Кровь так же быстро расплывалась и набухала мокрым пятном на плече ее розовой блузки. Хана лежала на спине, прижав к себе что было сил плачущего Ахмеда.
Али вбежал в разбитую комнату, увидел поднимающуюся жену с невредимым Ахмедом, потом истекающую кровью Риму, поднял ее на руки и стал спускаться по лестнице вниз, когда увидел, что лестничный пролет держится на одном куске арматуры. Снизу из бывшего ресторана поднимался дым и пахло гарью. Рима перестала кричать, только отрывисто всхлипывала. И в этот момент новая волна сбила их обоих с ног и швырнула к стене, на кучу какого-то хлама, образовавшегося от первого взрыва.
Вторая «умная» ракета приземлилась прямо рядом с первой воронкой (в каждый стратегически важный военный или государственный объект американцы, как правило, кладут две ракеты, одну за одной. Так получилось и на этот раз). Ракета вновь подбросила в воздух искореженные машины, убила девять человек из числа тех, кто прибежал помочь раненым.
В этот момент небо словно прохудилось, пронзенное осколками, как искалеченное мертвое тело Фарриса. Сверху полился дождь из желтой липкой грязи. Мокрая грязь быстро потушила костры из потерявших цвет, приплюснутых машин и, смешавшись с кровью, стала наполнять воронки мутной красновато-грязной жидкостью. Между ними — молчали, плакали и кричали мертвые и живые изуродованные люди.
Али встряхнул Риму. Она была жива, но голова и плечо — в крови. Новых ран вроде не было. Али поднял голову вверх и заорал что было сил: «Хана! Вы живы?!» «Да! Все в порядке!» — прокричала сверху жена. Отец приподнял Риму, встряхнул ее еще раз и бегом потащил на улицу. Остановил первую попавшуюся машину и повез истекающую кровью дочь в больницу. Издалека доносилась сирена «скорой помощи». Какие-то люди вытаскивали из ресторана окровавленные тела и клали их рядом на тротуаре. Народу становилось все больше и больше.