Шок и трепет. Война в Ираке
Шрифт:
Сколько уже рухнуло по всему миру тиранических режимов за последние полтора десятка лет. И везде одна и та же картина с некоторыми этническими вариациями. Люди не любят тираническую власть. На самом деле люди не любят никакую власть. Демократическую власть они терпят и презирают. Тоталитарную боятся и ненавидят.
Первый день свободы. Свобода легко конвертируется в массовые грабежи по всему городу.
Вчера на улице Эль-Кафар в центре города вооруженные люди в штатском вытащили из машины группу тележурналистов,
Единственная журналистка из Болгарии Елена Йончева, маленькая, худенькая девушка, которая всю войну проработала в Багдаде одна, после того как ее оператор, здоровенный детина, сбежал перед началом бомбардировок, с ужасом вспоминает этот кошмар: «Они угрожали оружием, кричали, вытащили нас из машины и избили. Они отобрали всю нашу аппаратуру, деньги — около 25 000 долларов и все документы. Я не знаю, как я теперь буду выбираться отсюда».
С Еленой в машине была группа испанского телевидения.
Одного журналиста раздели до нитки на обратной дороге в Иорданию.
Американцы защищают сами себя, Министерство нефти и гостиницу «Палестина» и в уличные беспорядки не вмешиваются. Иногда создается впечатление, что они психологически и политически не совсем готовы к тому, как вести себя в Багдаде и Ираке в целом.
Один только пример. На территории мечети Шейха Абдель Кадра Эль-Гейлани в центральном районе Багдада, где находится усыпальница этого главного святого всех суннитов Ирака, также располагается и медресе, школа при мечети. Так вот американские морпехи сломали ворота школы и вкатили прямо во внутрь здания парочку «хаммеров» ротного командного состава, устроив там что-то вроде временного штаба. У мечети они выставили охрану.
Недалеко стоит многочисленная и кипящая от негодования толпа молодых безоружных иракцев. Спрашиваю охранника, мол, что за толпа. «Да вот пришли на нас поглазеть», — отвечает тот. Ничего, мол, страшного, они очень дружелюбно настроены.
«А вы знаете, что, сломав двери медресе и загнав туда боевые машины, вы осквернили одно из самых священных мест в Багдаде?» — ставлю я вопрос прямо.
«Да нет, я ничего об этом не знаю, — говорит молодой капрал, заметно смутившись. — Вон там наш командир. Задайте ему эти вопросы, пожалуйста». Показывает рукой в сторону поваленных ворот медресе и по рации предупреждает командира о присутствии журналиста.
Капитан Кевин Нортон, с прекрасным загаром и белесыми голубыми глазами, похожий на героя голливудской продукции класса Б, нисколько не смутившись, объясняет мне, что им надо было где-то приткнуться на ночь, вот они и сломали пару дверей.
«Потом мы, правда, обнаружили в мечети местного “куратора” (он даже не вспомнил слов “мулла”. — С.Я), — продолжает капитан, не вылезая из машины. — Если бы мы знали, что он здесь, мы бы попросили ключи и не стали бы ломать ворота и двери».
Капитан Нортон пропускает мимо ушей информацию о священности этого места. «А что, старик сам попросил нас остаться здесь, — уходит от ответа капитан. — Мне пришлось забрать у него автомат, чтобы наши парни не пристрелили из-за
Грабители пошли в другое место. Грабить больницу «Эль-Кинди», например.
Сержант Мэтт Уэст, командир минометного отделения 3-го батальона 4-й дивизии морской пехоты, дежурит со своим отделением на площади напротив Национального театра. Говорит, что им некогда разбираться с мародерами: они заняты тем, что охраняют друг друга.
«Здесь трехмерное боевое пространство, — говорит Мэтт. — Здесь опасность на каждом шагу. Вы знаете, они даже использовали машину «скорой помощи», превратив ее во взрывчатку на колесах для водителя-самоубийцы. Это против Женевской конвенции, понимаете».
Да, сержант еще ничего не понял про эту страну, если говорит здесь о Женевской конвенции.
В центре города, на западном берегу Тигра, мародеры грабят сокровищницу мировой цивилизации — Национальный исторический музей Ирака. Даже страшно подумать, какие бесценные сокровища Междуречья хранились в нем.
Метрах в пятистах от музея блокпост американцев. Мимо проезжают машины с награбленными историческими ценностями, восполнить утрату которых невозможно. Американцы — ноль эмоций.
«Как просто быть ни в чем не виноватым. Совсем простым солдатом, солдатом…»
Город охвачен огнем пожаров. Толпы вандалов поджигают то, что нельзя унести.
В Саддам-Сити радикальное шиитское духовенство пытается установить прядок. Они рассчитывают, что американцы помогут им в этом.
Шейх Тарек Муарыч, в черной робе и белом тюрбане: «Американцы должны прийти сюда и помочь нам прекратить грабежи. Здесь в районе все еще прячется большое количество вооруженных федаинов. Люди не хотят погромов. Люди не хотят, чтобы американцы бомбили их из-за федаинов».
В различных районах города время от времени слышатся взрывы и стрельба. Это американцы уничтожают последние очаги сопротивления.
На улице Эль-Рашид горит отделение Центрального банка. Толпы людей, мужчины, женщины, дети, старики, носятся по всему городу в поисках добычи. По городу везут, несут, волокут, тащат несметное количество ворованных вещей. От пылесосов до оконных рам.
Все-таки в России все как-то цивилизованнее вышло после падения ГКЧП. Хотя украли тоже все. Только не все люди, а избранные.
В гостиницу «Палестина» уже нельзя пройти просто так. Приходится протискиваться через толпы прибывающих и прибывающих журналистов и толпы местных водителей и переводчиков, предлагающих свои услуги. Сегодня я видел тяжело груженный конвой из 50 машин журналистов. Они только что прибыли из Иордании. Граница открыта. Люди приезжают даже без виз.
Заехали с Юрой в наш любимый сирийский ресторан на улице Арасат. Нет ни одного свободного места.
«У победы много отцов. И все они хотят есть, Поехали работать, пока хороший свет», — изрекает Юра. Это самая многословная тирада, которую я услышал от него с начала войны.