ШОК-Н-ШОУ
Шрифт:
— Я хотел ее в чувство привести, — жалобно ответил Ежик. — Ведь она дергается, как мочалка на флагштоке. Разве ты не видишь?
— Ты бы на ее месте не дергался? — еще больше рассердилась Глория.
— Я и на своем месте дергаюсь, — сказал он. — Но ведь никто съемки даже в свете новых событий не отменял. А я не хочу вылетать. Мне еще во многом разобраться надо.
— Нам всем надо разобраться, — сказала она. — Вон следователь стоит. Не вздумай перед ним дергаться. Ты вчера крепко спал в номере, а о смерти Мушкина только сегодня услышал.
— Конечно, — сказал Ежик. — Что я дурак?
— По-моему, да, — сказала Глория. — Не схвати ты тогда пистолет, никто бы тебя не подозревал.
— А по-моему, глупо подозревать человека, оставившего на оружии отпечатки
— Нормальных убийц не бывает, — сказала она. — Знаешь, что я хочу тебе сказать? Я намерена найти этого гада.
— Какого? — спросил Сергей. — Который Молочника убил, или который был вчера на крыше?
Глория вздрогнула.
— А разве это было… был не один и тот же… гад?
— Я не знаю, — сказал Сережа шепотом, потому что к ним направлялся Перепелкин. — Я одного понять не могу, куда он делся с крыши?
— Значит, ты не веришь в привидения? — нервно усмехнулась она.
— Это было не привидение, — сказал Ежик. — Он топал. Прямо как «аппетитная попка».
— Весело тут у вас, — подходя, проговорил Перепелкин и улыбнулся, как ему показалось, обаятельно. — За что же вы девушку обидели? Она вчера так перенервничала — не каждый день видишь, как человек с крыши падает. Я бы на ее месте ни петь, ни танцевать не смог бы.
— Она тоже не может, как видите, — сдержанно сказал Сергей. — А разве она видела, как он падал?
— А разве она вам об этом не говорила?
— Конечно, нет, — ответил Ежик.
— Почему, конечно?
— Потому что она не видела.
От Алексея Викторовича не укрылось, что девушка после этих слов юноши слегка дернулась. Еле заметно, но все-таки…
— Откуда вы знаете? — как можно спокойнее спросил он.
— Догадываюсь, — хмыкнул Ежик. — Если бы она видела, как падает с крыши человек, она бы два дня в обмороке лежала. Вы ее не знаете, а мы немножко изучили: она в обмороки падает и истерики закатывает и из-за менее стрессовых ситуаций.
— А вы?
— Что я?
— Вы бы упали в обморок, если бы увидели такое?
— Не знаю, — ответил Сергей. — Я в жизни такого никогда не видел. Только в кино.
— Значит, вы вчера ушли с крыши до того, как Игорь Николаевич упал? — нейтральным тоном поинтересовался Перепелкин, и тотчас профессиональное следовательское чутье подсказало ему, что юноша напрягся, хотя внешне это никак не проявлялось.
— Я не был вчера на крыше, — сдержанно ответил Сергей.
— Он не был вчера на крыше, — быстрым эхом повторила Глория.
— Почему вы так уверены? — спросил девушку Перепелкин.
— Потому что знаю, — с ледяным спокойствием произнесла она. — Он был в другом месте.
— Ну, и хорошо, — улыбнулся Перепелкин. — А вы с Пампушкой, то есть с Леной Петрухиной сильно не ладите?
— Мы ладим, — подумав, ответила Глория. — Сегодняшняя ситуация — из ряда вон выходящее событие. Обычно мы так не ссоримся.
— Верю, что вы помиритесь, — сказал Алексей Викторович и решил пока не давить на собеседников. Что-то подсказывало ему, что не надо этого делать. И про показания Петрухиной говорить не следует.
«Надо вгрызаться в материал, — подумал он. — Посмотреть видео, личные дела… Было бы, конечно, грамотно здесь группой работать. Но кто ж мне группу даст? Да и Марфа эта, королева, то есть Король, не допустит, чтобы тут следаки и опера толпами ходили. Хорошо меня не гонит, и на том спасибо… По логике вещей ребята должны были либо искренне возмутиться моему вопросу, либо разыграть возмущение. Но они предпочли третий вариант. И это не может не сбить с толку даже такого неглупого человека, как я».
6
«В иных делах стыдливость и молчанье
Вреднее откровенного признанья».
Очень было плохо Ежику. Так плохо, что он едва дождался конца репетиции (Пампушка, конечно, через десять минут вернулась, что она дура без репетиции завтра показываться!), добрался до своего номера и повалился на диван. Тучи сгущались над головой. Если завтра жюри решит, что из него артиста не получится, то завтра же наденут на него наручники, посадят в уазик — и прости-прощай, свобода, вся жизнь наперекосяк! И надо было ввязываться в это шоу! Нет, конечно, это счастье — находиться рядом с Глорией почти все время и в общем деле участвовать. Ведь ничто не сближает так, как общее дело. Но дело-то скоро может закончиться. А будет ли она ему передачи слать в тюрьму или на зону, неизвестно. То есть известно — не будет.
А как хорошо все начиналось! Он ведь давно собирался в Питер. Именно там находилось единственное во всей стране учебное заведение, в которое Сережка мечтал попасть, да куда не всякого брали. И вообще просто так туда прийти и документы подать было невозможно. Сначала приглашение присылали. Тем, кого по особым критериям отбирали. Критериям, неизвестным никому, кроме Ежика. Недаром он с третьего класса хакерским мастерством успешно занимался. А ко времени, когда он школу заканчивал, не было такой защиты, которая перед его умением выдержала бы. Вот и защита приглянувшегося Сережке вуза не устояла. Хотя в этом институте как раз и обучали созданию защитных программ информационных систем и технологий. И не каких-нибудь, а сугубо секретных, правительственных. Знал Сергей, что после такого взлома ему тоже приглашение полагается. А не пришлют, так он сам туда отправится. Ножками. И докажет, что ему, Петрову Сергею, там самое место. Вот только с деньгами проблемы были. Год надо было на хорошей работе повкалывать, чтобы на билет и жилье заработать. И увы, делая совсем не то, что он умел делать лучше всего. Говорят, в больших городах компьютерщикам разного рода легче деньги даются. Конечно, там у каждого и компьютер, и подключение к сети, и запросы программные соответствующие. А в Октябрьске только в трех крупных фирмах да на фабрике машины имелись. Да и то устаревших моделей. Простые тексты напечатать да вычисления на них еще можно было произвести. А программу какую поставить уже невозможно. Нормальная машина только у одного жителя Октябрьска была — у него, у Сергея Петрова. Спасибо дядьке, помог с покупкой — и денег дал, и в область свозил — в магазин компьютерный. Но тогда Сережке семь лет было. Потом дядька еще денег подкидывал — на модернизацию машины. А вот когда время к окончанию школы подоспело, заявил категорически: «Денег я тебе больше давать не буду. Ты теперь мужик взрослый, головастый, на дальнейшее ученье сам зарабатывать должен. Как в Америке принято. Оттого там и процветание, что с молодыми до седых волос не нянькаются». Ну, что поделать, повернут был дядюшка на американском образе жизни. Хоть и прожил всю жизнь в областном центре, магазином продуктовым заведовал. Вернее, сначала заведовал, а потом выкупил магазинчик по остаточной стоимости и полноценным хозяином стал.
И работать бы Сережке целый год при дядюшке (тот, понятное дело, в протекции ему не отказал — место экспедитора предложил), да тут вот этот конкурс подвернулся. Ангелы небесные или черти рогатые Ежика в Октябрьский дом культуры затащили, то никому неведомо. И опять-таки неведомо, кто из них руку приложил к тому, чтобы Сережка отборочный конкурс выиграл, хотя раньше и не пел никогда всерьез. Наверное, все-таки ангелы. Потому что только они могли сделать так, чтобы все тютелька в тютельку сложилось, как в простой детской мозаике. Ведь до того, как объявили результаты, душа его ныла и болела. Что его ожидало до сих пор? Он должен был ехать в областной центр на заработки. А потом, через год — в Петербург учиться. В родном городе оставалась его первая и единственная любовь — Глория. Дилемма? Еще какая — неразрешимая! Но оказалось, что и он может поехать в город на Неве уже в этом году, и что самое прекрасное — вместе с Глорией! Правда, она совсем не хотела ехать, да и его компании вряд ли была рада. Но ведь поехала же в результате! А то, что компании не радовалась, так тут уже все от него зависело. А в себе, после того как все так удачно сложилось, он был уверен почти абсолютно.