Шок-рок
Шрифт:
Может, лучше не слушать Лу Рида, подумала она, и заметила, как под толщей крови в автомате начала вращаться пластинка: Лу запел «Автобус веры».
Пока Мэри снился кошмар, дорога продолжала ухудшаться. Выбоин в асфальте становилось все больше, пока вся дорога не превратилась в сплошную выбоину. Альбом Лу Рида, очень длинный, подошел к концу, начал перематываться. Кларк этого не заметил. От радужного настроения, с которого начался этот день, не осталось и следа. Рот Кларка превратился в бутон. Если бы Мэри не спала, она давно бы убедила его повернуть назад. Он это прекрасно знал, как знал и то,
Он понимал, что ему давно уже следовало развернуться, понимал, что Мэри очень не понравится, когда она увидит, в какую они забрались глушь, и, конечно, она напрочь забудет о том, сколько раз ему удавалось выпутаться из схожих ситуаций, добираться до нужного места (Кларк Уиллингхэм относился к тем миллионам американских мужчин, которые ни на секунду не сомневались в том, что встроенный в них компас никогда не подведет), но он продолжал упрямо ехать вперед, поначалу убежденный в том, что дорога должна вывести их к Токети Фоллз, потом лишь надеясь на это. Кроме того, и развернуться-то он не мог. Если бы попытался, то «Принцесса» наверняка бы по самые оси провалилась в один из кюветов, которые тянулись вдоль этой жалкой пародии на дорогу… и один только Бог знал, сколько потребуется времени, чтобы сюда приехал тягач, и сколько придется идти до ближайшего телефона.
А потом, наконец-то, он добрался до места, где мог развернуться, подъехал еще к одной развилке, но решил этого не делать. По простой причине: если правое ответвление представляла собой две засыпанные гравием колеи, между которыми росла трава, но налево уходила широкая дорога, разделенная на две полосы ярко-желтой линией. И компас в голове Кларка указывал, что дорога эта ведет на юг. То есть он буквально видел Токети Фаллз. От цели их отделяли десять, может, пятнадцать, максимум, двадцать миль.
Однако, он подумал о том, а не повернуть ли назад. Когда он рассказывал об этом Мэри, в ее глазах читалось сомнение, но говорил он чистую правду. А дальше решил ехать только потому, что Мэри начала просыпаться, и он не сомневался, что тряска на колдобинах, если он повернет назад, окончательно разбудит ее… и тогда она осуждающе посмотрит на него огромными, голубыми глазами. Только посмотрит. Но и этого хватит с лихвой.
И потом, какой смысл возвращаться, все-таки они едут уже полтора часа, если до Токети Фоллз, возможно, рукой подать? Ты только посмотри на эту дорогу, сказал он себе. Или ты думаешь, что такая дорога может вести в никуда?
Он врубил первую передачу, выбрав, естественно, левое ответвление, но, к сожалению, дорога его надежд не оправдала. После первого холма желтая полоса исчезла, после второго — асфальт, и им вновь предстояло ползти по проселку, с обоих сторон зажатому темным лесом, а солнце, Кларк только тут это заметил, начало скользить вниз совсем не по той половине небосвода, по которой ему следовало скользить, если бы они ехали в правильном направлении.
Асфальт оборвался так резко, что Кларку пришлось затормозить, и резкий толчок разбудил Мэри. Она вскинула голову, огляделась, широко раскрыв глаза.
— Где… — и в этот самый момент, для полноты картины, бархатный голос Лу Рида, радовавший слух
— Черт! — Мэри нажала на кнопку «Stop/Eject». Кассета выскочила, за ней потянулись кольца блестящей коричневой ленты.
«Принцесса» тем временем угодила колесом в глубокую выбоину, накренилась влево, потом с достоинством выпрямилась, совсем как клиппер после удара волны.
— Кларк?
— Ничего не говори, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Мы не заблудились. Через минуту снова появится асфальт, может, после следующего холма. Мы не заблудились.
Еще не придя в себя от кошмара (правда, она уже смутно помнила, что ей снилось), Мэри печально смотрела на зажеванную пленку, которая лежала у нее на коленях. Конечно, она могла купить такую же кассету… но не здесь. Она взглянула на деревья, облепившие дорогу, словно изголодавшиеся гости — стол, и поняла, что до ближайшего магазина путь предстоит долгий.
Повернулась к Кларку, заметила его пылающие щеки и практически исчезнувший рот, и решила, что целесообразно помолчать, хотя бы какое-то время. Если сохранять спокойствие и не набрасываться на него, он, возможно, придет в себя до того, как эта дорога уткнется в гравийный карьер или болото.
— Кроме того, здесь я развернуться не смогу, — внезапно вырвалось у него, словно он отвечал на ее невысказанный вопрос.
— Я это понимаю, — кивнула она.
Он искоса глянул на нее, возможно, хотел поругаться, а может, чтобы убедиться, что пока она не сильно на него злится, потом вновь всмотрелся в лобовое стекло. Теперь трава росла и на этой дороге, и она стала такой узкой, что со встречной машиной они бы не разъехались. Но пугало его не столько сужение дороги, как земля по обе ее стороны, все больше напоминавшая болото.
И вдоль дороги не стояли столбы с электрическими проводами. Ни с одной стороны. Мэри хотела указать на это Кларку, но потом подумала, что лучше придержать язык. Они ехали молча, пока не добрались до спуска в ложбину. Несмотря ни на что, он надеялся, что на другой стороне их ждут изменения к лучшему, но проселок оставался прежним, разве что еще сузился. Кларку уже казалось, что это дорога из какого-то романа фэнтези (он обожал их читать) Терри Брукса, Стивена Дональдсона или самого Дж. Р.Р. Толкиена, духовного отца современных писателей, творящих в этом жанре. В этих историях герои (обычно с волосатыми ногами и стоящими торчком ушами), не внимая голосу разума, останавливали свой выбор на таких вот забытых всеми дорогах, а заканчивалось все смертельной схваткой с троллями, призраками или скелетами.
— Кларк…
— Я знаю, — неожиданно он ударил по рулю левой рукой, резко, раздраженно. Зацепил клаксон и ему ответил короткий гудок. — Я знаю, — он остановил «мерседес», целиком оседлавший дорогу (дорогу? Ее и проселком-то уже не назовешь), поставил ручку переключения скоростей в нейтральное положение, вылез из кабины. Мэри, пусть и не так быстро, последовала его примеру.
Воздух наполнял божественный аромат хвои, и Мэри заслушалась этой тишиной, не нарушаемой ни шипением шин по асфальту, ни шумом пролетающего самолета, ни звуком человеческого голоса… но при этом по спине у нее побежали мурашки. И те звуки, что доносились до нее, трель птички из густой хвои, ветер, шелестящий в вершинах, могучее урчание дизельного двигателя «Принцессы», кирпичиками ложились в вырастающую вокруг них стену страха.