Шоколадный хирург (сборник)

Ремез Анна Александровна

– А ты не знаешь, кто такой шоколадный хирург?

Витька – ржать. Балда.

На литературе мы читали какие-то стихи, но я ничего не запомнил, потому что представлял себе этого самого хирурга. Может быть, это такая огромная конфета, высотой с человека? Но тогда зачем его кормить? Его есть надо! А может, собаку чью-то так зовут? Вдруг папа устроился работать с собаками? Было бы неплохо. Наверное, мама тогда разрешит взять щенка. Скажем ей, что нам по работе надо. Но кому в голову придёт собаку называть хирургом, да ещё и шоколадным? А ведь ещё шоколадными иногда зовут коричневых людей…

Значит, папа пойдёт работать в ресторан для африканских врачей. Потом они его пригласят готовить в Африку, он возьмёт меня с собой, ну и маму тоже. Будем целыми днями есть бананы и ананасы, ездить на джипе и охотиться на львов. Когда мы вернёмся, я приду в школу, и никто меня не узнает, такой я буду загорелый. Все будут думать, что я – африканский принц, которого похитили и привезли в Россию… Только вот беда: папа готовить-то не умеет.

Сломал я голову с этим хирургом. Еле дождался папу. Он пришёл усталый и не очень-то весёлый.

– Папа! Ну скажи, кто такой шоколадный хирург?!

Он улыбнулся.

– А это пока секрет. Потерпи до выходных, и узнаешь.

И как я его ни просил, он мне ничего не рассказал. С мамой они, видимо, вступили в заговор. Но зато я понял, что она больше не расстраивается. Значит, папа устроился на работу, это уж точно.

Несколько раз я нападал на них из-за угла и кричал: «Открой тайну, несчастный!» Но они не поддавались.

В субботу я встал раньше них. Мама просила не будить, пока сами не проснутся. Я и не будил. Просто открыл шкаф в прихожей, а он у нас скрипит. Слышу – заворочались.

– Папа, ты уже не спишь? – спросил я в дверную щель.

Он что-то промычал. Проснулся.

Всю дорогу, пока мы ехали, я его спрашивал – куда? Папа только улыбался. Это надо же такое терпение иметь! Прямо партизанское. Ехали сначала на метро, потом на автобусе, потом ещё через парк шли пешком, а за ним…

– Ой! Это же океанариум! Ура!

Удивительное дело: мы не пошли сдавать одежду в гардероб. Папа открыл дверь с табличкой «Для персонала» и сказал:

– Заходи.

– Папа! Ты тут работаешь? И ты молчал?! Крутизна!

Папа надел специальный голубой костюм с надписью «Океанариум» и достал из большущего холодильника бадью, в которой лежали креветки, рыбьи хвосты и стояли маленькие стаканчики, полные каких-то крошек. Мы прошли по коридору, открыли маленькую дверку и оказались прямо перед аквариумом с муренами. Они торчали из глиняных кувшинов и разевали рты, как будто пели. Но папа направился в другую сторону. Мы прошли мимо огромных чёрных скатов. Они выпрыгивали из воды и махали своими «крыльями». Папа сказал им: «Потерпите, товарищи», – и подвёл меня к небольшому аквариуму, где суетились всякие разноцветные рыбёшки.

– Смотри, вот он, твой хирург.

Я прилип носом к стеклу. На меня смотрела бледная рыба с жёлтыми плавниками. Ничего шоколадного я у неё не заметил. Но мне было всё равно. Ведь я теперь всегда! Смогу! Ходить! К папе! На работу!

И мы пошли кормить акул.

Я хочу играть!

– Выступление начинается с поклона, – говорит Ольга Игоревна, – вышел к инструменту, и ты уже в центре внимания. Ну что за вялость, Иван? Кланяться надо так, будто вы пианисты с мировым именем!

Я заметил, что все наши ребята едва кивают и скорее садятся на скамеечку. Даже Ваня, который играет очень хорошо, спешит повернуться к залу боком. Но Ольга Игоревна заставляет нас повторять поклон снова.

– Куда ты торопишься, Иван? Встал, поклонился. Поклонился, а не кивнул! Вот. Алиса, душа моя, и ты поклонись почтенной публике.

Сижу, слушаю Ваню с Алисой. Они играют очень забавную песню, называется «Да, сэр, это мой ребёнок». Я когда слышу её, сразу вспоминаю, как Аська орёт в отделе игрушек, а мама делает вид, что всё в порядке.

– Алисочка, последнюю нотку этой фразы как надо сыграть? Как слово из двух слогов. Ма-ма. Ничего, ничего, если на концерте вот так собьёшься, продолжай, не останавливайся.

Я уже несколько раз видел, как это происходит, ну, когда сбиваются, ведь у нас в школе концерты бывают часто. Потому что все дети обязательно до пятого класса играют на фортепиано, а потом могут выбирать – бросить или продолжать. А я учусь второй год, и Ольга Игоревна говорит, что у меня есть способности к музыке. Вот поэтому меня и ещё Ваню с Алисой выбрали играть на концерте в честь Восьмого марта. Но я ужасно, просто ужасно боюсь сбиться. Я точно знаю, что собьюсь! А это же такой позор, хуже некуда.

Ваня уже два раза выступал, да к тому же ещё ходит в настоящую, как он говорит, музыкальную школу. Он, наверное, совсем не боится ошибиться…

Последняя нота отзвучала, Алиса и Ваня встают и кланяются, как пианисты с мировым именем.

– Молодцы, – говорит Ольга Игоревна, – дома тренировать пять раз. Кирилл, иди сюда. Так! С чего начинается выступление, Кирилл?

– С поклона, – отвечаю я, вскакивая со скамеечки.

Вы знаете, что напоминают мне клавиши рояля? Большой рот с белоснежными зубами. У моего домашнего пианино, старенького, на котором ещё папа в детстве учился, зубы уже не такие белые, а желтоватые. А школьный рояль, как звезда из рекламы, сияет своей улыбкой.

Я играю и уже сразу чувствую: не то. Раньше, когда я учил гаммы и этюды, было проще.

Конец ознакомительного фрагмента.