Шокотерапия

Детские пальчики сползали с рамы. Побелевшие в последнем усилии удержаться. И дождаться мамы, которая непременно примчится на помощь. Схватит его за руки и втянет обратно в окно.

И мама влетела в комнату, молча рванув к нему. В последнем прыжке она протиснулась в форточку, но ей не хватило какого-то жалкого мгновения. Детское тельце летело вниз, а она билась в западне клятой форточки, поймавшей её за плечи. Державшей до тех пор, пока внизу не закричала

Пробуждение было, как взрыв. В голове бабахнуло и брызнуло во все стороны жарким огнём. Тата буквально подпрыгнула, содрогнувшись всем телом. Машинально отёрла липкое от слёз лицо. Веки воспалённо горели. По ним ударил свет ночника, а сверху на неё навалилась родная жаркая тяжесть.

– Ну-ну, – бормотал в ухо муж, гладя её по голове, плечу, груди. – Тихо, моя девочка. Тихо. Уже всё. Твой грёбанный сон оборвало. Теперь заснёшь по-настоящему. У тебя, – вытянув руку, заглянул он в смартфон, – ещё три часа в запасе.

– Прости, – промямлила Тата на автопилоте, продолжая заливаться слезами.

Те безудержно хлестали из глаз, будто из прохудившейся плотины. За которой тех слёз целый океан – всю жизнь прореветь можно.

– Говорила же… – буквально захлёбывалась она, запечатав лицо ладонями, – спи на диване… чтобы…

– Чтабы, – раздражённо передразнил он, отрывая её руки от разведённой под ними слякоти. – Соберись, и заткни этот фонтан. Ну! Ты можешь. Поэтому сделай.

Лишь его командный голос спасал Тату от ночной напасти, изводившей её третий месяц кряду. С самых похорон. Днём она держалась. Как пожаловалась когда-то Леся Украинка: «От людей сиротство прячу – у людей свои дела». Днём с грехом пополам затягивала работа, на которую Игорь вытолкал её почти силком. А ночи боялась до судорог.

Как пережил смерть сына муж, не хотелось даже думать. Он как-то закаменел в своём горе. Сам превратился в гранитный мавзолей, похоронив своё горе в собственных недрах. Да и с ней давал слабину недолго. Как только стало понятно, что ночные кошмары её просто сожрут живьём, принялся тормошить жену, стараясь почаще попадаться на глаза.

Тате было стыдно наваливать на него ещё и это. Она очень старалась – свершить большего просто не по силам. Но проклятые ночи превратились в пытку, конца-края которой не видать. Медики с психологами тоже старались, но дело с мёртвой точки сдвинуться не желало.

Голова Таты целенаправленно и беспощадно уничтожала их общую жизнь. Будто реально посчитала, что двадцать пять – это уже, что называется, пожила. Пора и на покой. Чего тянуть? Пару раз Тата поймала себя на смутном желании шагнуть в то же окно. Что-то такое подленькое зашебуршило в отмершей части души, куда она старалась не заглядывать. Принялось нашёптывать: дескать, давай, и уже никогда не будет больно.

Однако с ней такие номера не проходят. Никто и ничто не заставит её окончательно убить маму с отцом – они и без того потеряли внука. А Игорь? С ним что будет? Время вылечит? Это само собой. Но какие муки он примет, пока переживёт это время? День за днём. Час за часом.

– Ну вот, – удовлетворённо фыркнул муж, вытирая её лицо влажным полотенцем.

Хотя… Откуда в постели полотенце – наконец-то, нормально зафункционировал придирчивый женский мозг. Тата скосила глаза: так и есть, стакан на тумбочке пуст. А под ней расплывается второе болото.

– Иго, – хлюпнув напоследок носом, принялась она качать права, дабы продемонстрировать финал истерики. – Почему ты спасаешь меня моей простынёй? Опять спать на мокром?

– Я что, – выгнул он бровь, – должен и тебя спасать, и ещё расплачиваться за это? Я уже лет тридцать не спал в лужах. Ладно, – смилостивился он.

Сел и взялся вытягивать простыню, отделявшую нежное тело жены от её одеяла.

– Не надо! – взмолилась жертва произвола. – Оно кусается.

– Сама игнорируешь пододеяльники, – резонно заметил этот прагматик и смилостивился во второй раз, приподнимая край своего одеяла: – Залезай.

Она прижалась к его большому горячему телу. Сунула голову между мускулистым плечом и щекой – на плечо свою тыкву никогда не наваливала, чтобы у него там ничего не затекало. Чуток повозилась и провалилась в небытие.

Утро прошло в привычной суете: душ, сытный завтрак для мужа, плошка мюслей для себя, накраситься и бегом во двор. Свою квартиру в центре города на двенадцатом этаже пришлось покинуть. Там всё слишком пагубно давило на Тату – по крайней мере, пока. Родители Игоря поселили горюющих детей на своей шикарной даче. Откуда им каждое утро приходилось выбираться на федеральную трассу по гравийке. И по трассе пилить не меньше получаса не больше восьмидесяти.

День прошёл в привычной напряжёнке: планёрка, обшаривание интернета в поисках нужных поставщиков, бесконечные звонки и навязчивое жужжание офисной братии. Вечер – в привычной тишине под боком у мужа за просмотром старых советских фильмов. Что, по мнению свекрови, должно благотворно подействовать на потерявшую покой бедняжку.

Тату свекровь любила взаправду и всерьёз. Приняла такой, какая она есть, и не особо докучала визитами. Помогала, когда её просили, но с инициативами не навязывалась. Короче, жила своей жизнью, хотя дети и занимали в ней главенствующее место.

Особенно внук. Как в народе говорят: свет в окошке. Неописуемая радость и новый смысл в жизни – старый-то уже раз десять переосмыслили и оставили доосмыслять невестке. Свёкра после гибели внука разбил инфаркт. Еле пережил – у свекрови, само собой, забот прибавилось. Так что сын пока не посвящал маму в свою проблему со свихнувшейся женой.

Сам с ней боролся. С проблемой. Пока не разочаровался в медицине и психологии. Хотя сам же отказывался травить собственную жену слишком сильными препаратами. Что и обнаружилось, когда Тата нашла нетронутые упаковки в мусорном ведре. С чем, подумав, согласилась: её саму пугали подобные средства обработки психики. Больше, чем перспектива свихнуться естественным путём.

Однако проблема требовала решений. И одно такое, судя по всему, нашлось. Что выяснилось между «Собакой на сене» и «Весёлыми ребятами». На старом, но добротном диване родителей, где – по семейной легенде – был зарождён Игорёк.