Шорох прибоя
Шрифт:
— Я знаю. Постараешься вывезти из города эти проклятые пробы, и тебя убьют по дороге. Я знаю…
— Не такая уж ты провидица…
— Почему ты не хочешь, чтобы нас оставили в покое? Почему ты не отдал им эти пробы? Они же не принадлежат тебе! Тебе позволили взять их на время, верни то, что принадлежит им!
— Сейчас это единственный шанс у меня и, может быть, у всех нас. Никто не станет меня слушать. Я ничего не сумею объяснить без этого чемоданчика! Ты же все понимаешь. Веста!
— А если тебя выслушают, поверят, что тогда? Что это изменит?
— Я не знаю. Не хочу знать. У каждого
— Шанс для войны… Ну почему, почему вы всегда мыслите этими категориями, почему они преобладают надо всем прочим: война, враг, обман… Ты даже мне не веришь…
— Иногда я не верю даже себе. Одно я знаю. Мы наконец достукались. Достучались… Все имеет конец. Терпение природы не безгранично.
— Значит, ты все решил.
— Да.
— Ну так поезжай, чего ты медлишь?
— Я жду, когда ты выйдешь.
— Нет, мой милый. Когда-то ты сказал, что мы будем вместе до конца. До самого конца. Вспомни об этом.
— Я помню. Но ты все равно не сможешь мне помешать.
— Я и не собираюсь. Я знаю, что ничего не смогу изменить.
Я не имел права рисковать ее жизнью и знал, что, если понадобится, силой вытолкну ее из машины. Я повернулся, собираясь осуществить свое намерение.
— Прости, но у меня нет времени спорить.
Я протянул руку и не смог прикоснуться к ней, словно кто-то натянул в кабине между нами упругую непробиваемую пленку. Холодная странная усмешка тронула ее губы.
— Ты все еще думаешь, что тот человек в лаборатории попросту споткнулся? — Она помолчала. — Никто не виноват, что ты выбрал русалку. Мы поедем вместе и вместе до конца разделим все, что нас ждет в дороге. Я пыталась не вмешиваться, старалась забыть обо всем, чему меня научили там, в глубине, берегла наши дни. Их ведь было так мало, — сказала она с горечью. — Теперь мне уже нечего беречь… Ты не сможешь забыть сегодняшнего дня. Ты и раньше меня боялся, я знаю… А теперь поезжай…
Я молча повиновался. Мотор завелся легко, и машина понеслась по пустынной дороге прочь от центра города, от моря, к началу большой трассы, ведущей в столицу, к людям.
Машина вела себя слишком странно. Стоило прикоснуться к педали акселератора, как стрелка спидометра проскакивала цифру восемьдесят. Впечатление было такое, словно кто-то вставил под капот дополнительный мотор. Мне все осточертело, и, не задумываясь, я гнал машину вперед, стараясь поскорей вырваться из города, как будто это он был виноват во всем, как будто в нем сидела невидимая и неощутимая зараза, постепенно отнимавшая у меня Весту… Иногда, запрятанные где-то в глубине сознания, всплывали непрошеные мысли. Значит, напавший на меня человек не споткнулся… Как она это сделала?
Скорее всего он не был человеком. Странное оружие подобрал я на полу… Это был. «посредник» — так, кажется, называли они искусственных полулюдей? Но ведь и Веста тоже…
Я спохватился слишком поздно. Ее лицо исказила гримаса боли: «Она знает все, о чем я думаю. Это трудно выдержать. Но раньше я этого не замечал — не замечал потому, что мне нечего было скрывать от нее. Наверно, люди еще не готовы к такому уровню общения, может быть, когда-нибудь, через тысячу лет…»
Далеко позади над морем занимался хмурый рассвет. Мы уже миновали центр города и приближались к окраине. Где-то здесь, перед выездом на загородное шоссе, должен был быть полицейский дорожный пост. Я толком не знал, кого мне следует опасаться. Кто были те люди, которые пытались похитить «Альфу»? Куда девался Гвельтов? Жив ли он?
— Это были люди из военной разведки, — как всегда неожиданно сказала Веста. — Они давно заинтересовались тем, что происходит в порту. С того дня, как американская атомная лодка приходила сюда с визитом «дружбы».
Я хорошо помню эту историю. В газетах тогда поднялась шумиха, сразу же прекращенная невидимой, но могучей рукой. Однако суть происшествия газеты успели сообщить… Кажется, все атомные заряды, бывшие на борту лодки, и топливо для реактора превратились в обычный свинец. До сих пор я считал эти сообщения газетной «уткой».
— В тот момент, когда вы с Гвельтовым отбирали пробы в заинтересовавшем их районе, вы попали под наблюдение. Какое-то время они не вмешивались, но недолго, как видишь.
— Что произошло в лаборатории? Где Гвельтов?
— Они хотели захватить ваши пробы с «Альфой». Гвельтов поднял тревогу, потом там появился посредник, которого ты видел. Гвельтов жив. Пока жив. А теперь у светофора поверни направо. Ты выедешь на шоссе за шлагбаум. Тебя уже ищут. Дорожной полицией объявлен розыск по радио.
Сам пост мы проехали спокойно. Однако через несколько, километров я увидел стоящий на боковой развилке «джип» военного образца. Возможно, он ждал здесь вовсе не нас. Я решил не рисковать и до отказа вдавил в пол педаль акселератора. Мотор басовито загудел, и машину буквально швырнуло вперед. Как только я прибавил скорость, «джип» ринулся нам наперерез. Однако водитель не учел мощности нашего мотора. Мы оказались у перекрестка на несколько секунд раньше. Не сумев перекрыть дорогу, «джип» оказался у нас в хвосте. Расстояние между машинами быстро увеличивалось. В заднем зеркале я увидел, что «джип» остановился. Почти сразу же прозвучал выстрел, и я услышал характерный визжащий звук, который бывает, если пуля ударит в препятствие и рикошетом уйдет в сторону. Однако самого удара не слышал. Не было и второго выстрела. При нашей скорости у них был один-единственный шанс, и они его использовали. Через полминуты «джип» превратился в едва различимое пятнышко. Мы неслись по пустому шоссе в полном одиночестве.
— Придется остановиться и осмотреть машину. Пуля могла ударить в покрышку.
— Не нужно. Пуля вообще не коснулась машины.
— Но я же слышал, как она отрикошетила!
— Это я ее остановила.
Я уже даже не удивлялся. Только посмотрел на Весту. Она дышала тяжело, и я мельком увидел у нее на лице гримасу боли, исчезнувшую сразу же, как только я на нее посмотрел.
— Может быть, ты объяснишь, как тебе это удается?
— Нужно представить себе оболочку вокруг машины. Очень плотную, гладкую. Ее не видно, но пуля не может пройти… Извини, мне трудно говорить, слишком большое усилие. Это сейчас пройдет. Ты не обращай внимания. Самое сложное впереди. Они вызвали вертолет, энергии остается все меньше, и я не знаю, сумею ли тебе помочь.