Шорохи пространства
Шрифт:
— А я люблю картошку, особенно жареную! — поднялся со своего места Сима. — И после хорошего обеда заварить чай из свежих листьев. Мы в институте как-то привыкли к этому. Вы откуда родом, Галя?
— Какое это имеет значение?
— И все же?
— Ну, из Калинина.
— А я с Украины. И привык есть яблоки и груши. А вы пробовали абрикосы? Нет, не те, которые в банках, а прямо с дерева? Такие краснощекие, ароматные! Кстати, даю справку: абрикос — один из немногих плодов, который содержит большое количество каротина. А каротин при нашем образе жизни — во как, — Смолкин провел ребром
— Каротина и в морковке сколько угодно! — возразила с места Сосновская.
— Сколько их можно съесть, Галя? Одну, две от силы. А абрикосов я полтора-два килограмма могу хоть сейчас. А настоящие спелые персики вы ели, Галя? Нет, конечно. Потому что спелые персики никто не повезет. Если он упал с дерева, то это уже не персик! Разбивается всмятку. Самые хорошие персики это те, которые падают в руку, когда до него дотронешься. Шкурку снимешь — и можно не жевать! Тает во рту, только косточки выплевывай. Тут могут подумать, что Смолкин ратует за оранжерею только потому, что поесть любит. Мне вас жалко. Я-то ведь всего этого перепробовал — во! — Сима опять провел рукой по горлу. — Это во-первых. Во-вторых, мы приехали сюда надолго. Работать приехали. Чтобы хорошо работать, нужно иметь хорошее здоровье, а чтобы иметь хорошее здоровье, надо иметь все, что душа желает. Она, то есть душа, желает не случайно, а то, что требуется организму. А моему организму еще и купаться хочется. Не просто помыться или там в ванне полежать, а поплавать! Вот я и думаю, закончим расширять оранжерею, начнем строить бассейн!
В зале поднялся шум.
— Какой из него работник? Потребитель!
— Персиков ему захотелось!
— Таких гнать надо со станции!
Смолкин невозмутимо переждал бурю негодования.
— Я еще не все сказал.
— Хватит! Ясно!
— Лишить его слова!
Понадобилось несколько минут, пока собрание несколько успокоилось. Никто не обратил внимания на то, что в президиуме появилась запоздавшая Лена Королева, врач станции, и Саша Макаров, пошептавшись с комсоргом, сунул Смолкину записку. Тот прочел и успокоительно подмигнул Майе.
— У меня только маленькая справка, — улыбаясь, будто ничего не произошло, сказал Сима и помахал запиской. — Разрешите?
— Давай и закругляйся! — крикнули из зала.
— Приказом начальника станции группа астрофизика Шалыгина на две недели отстранена от работы и направляется на принудительный отдых ввиду крайнего истощения нервной системы. Я же говорил, вы не умеете работать!
Зал озадаченно притих, кто-то заерзал в кресле, на него шикнули.
— Неправда! — опомнившись, вскочила с места Сосновская.
— Правда, Галочка. Спросите у Лены Королевой.
Сима оставил трибуну и при гробовом молчании прошел через зал и сел рядом с Майей. Поднялась Королева.
— Товарищи! Пока вы тут шумели, мне в двух словах объяснили суть дела. Я считаю, Смолкин прав: работать вы действительно не умеете. Группа Шалыгина снята по моему рапорту. К сожалению, это не единственный случай. На пределе находятся астрономы, группа обработки информации и химики. Несколько лучше обстоят дела у геологов, но они и физически народ покрепче, и на работе им приходится чередовать умственную и физическую нагрузку. Тем,
После выступления Лены постановили: считать занятия физическим трудом важнейшей обязанностью каждого комсомольца и отработать на расширении оранжереи не менее двух часов в день. Выйдя из зала, Смолкин упал перед Леной на колени и, заламывая руки, патетически произнес:
— Благодарю вас, прекрасная Елена! Вы спасли мою честь, а значит, и жизнь! Отныне я ваш раб навеки. И пусть только кто вас посмеет обидеть! В порошок сотру!
Лена не успела ни смутиться, ни посмеяться. Прямо на них шла, тесно сплотив свои ряды, группа Шалыгина.
— Здесь трое жаждущих, чтобы их стерли в порошок! — произнес Сергей Шалыгин, нависая над ними всей громадой своего роста. Сима вскочил, и Шалыгин, нелепо дрыгнув в воздухе ногами, оказался на спине.
— Сима! С ума сошел! — вскрикнула Лена. — Он же член-корреспондент!
— Ерунда какая-то получается, — потирая плечо, поднялся Шалыгин. — Одна малявка убивает морально, другая — физически. Нашлись ниспровергатели авторитетов! Ладно, молчу, Дон Кихот Эратосфенский! — отступил на шаг Шалыгин, заметив, что Смолкин опять занимает борцовскую позицию. — Но мне хоть два слова дадут сказать в свое оправдание?
— Извините, Сергей Владимирович, что так получилось.
— А что? У него неплохо получилось. Использовал свой малый рост и слабое тяготение. Попробовал бы он на Земле меня так швырнуть! Ну да ладно! Неделю нам даешь? А потом хоть на месяц!
— Нет, Сергей Владимирович. — Лена потупилась и явно сробела перед напористостью и огромным ростом астрофизика. — Я же вас предупреждала.
— Ну, хорошо. Три дня!
— Не могу.
— Мне одному! Пусть эти гуляют!
— Нет! — твердо отрезала Лена.
— Давай по-хорошему договоримся. Я ведь могу пожаловаться и самому Алферову. Срываешь важную работу.
— Сергей Владимирович! — голос Лены окреп от обиды. — Я считаю эту торговлю недостойной.
— Обижаете, — хмуро напомнил Сима. Оторопев от такой решительности, Шалыгин отступил еще на шаг.
— Ты смотри! Подобралась парочка! Чем же я должен, по-вашему, заниматься?
— Возглавить постройку новой оранжереи, — нашелся Смолкин.
— Идет! — сразу оживился Шалыгин. — Работаем восемь через восемь. За неделю приходим в норму, и вы допускаете нас к работе.
— Как это восемь через восемь?
— Восемь часов работаем, восемь отдыхаем.
— Вечно у вас крайности, Сергей Владимирович. Восемь часов в сутки и ни секундой больше!
— У меня организм так привык.
— Вот и довели себя до истощения. Будете работать по предписанному режиму!
Майя улыбнулась, вспомнив все эти перипетии. Теперь достройка оранжереи заканчивалась. Давно астрофизики отработали свои нормы, в первых залах уже снят третий урожай картофеля, но по-прежнему они всей командой заявляются хотя бы на час, а Галя Сосновская даже взяла шефство над саженцами персиков.