Шоша
Шрифт:
Наконец она подошла ко мне:
– Это все хорошо для декламации, но в пьесе должен быть сюжет. Какой-нибудь хасид, богач, должен влюбиться в нее.
– Я попробую.
– У него должна быть жена и дети.
– Конечно.
– Пусть он разведется и женится на девушке.
– Разумеется.
– Но она окажется не в состоянии выбрать между мертвым музыкантом и живым хасидом.
– Правильно.
– И что тогда? – спросила Бетти.
– Она выйдет замуж за хасида.
– Ага.
– Но в ночь свадьбы музыкант не даст ей быть со своим мужем.
– Да.
– И она убежит с музыкантом.
– Куда же?
– Чтобы быть с ним в могиле.
– Сколько вам понадобится времени,
– Если это предопределено, то так и будет.
– Вы верите в судьбу?
– Конечно.
– Я тоже. Я не религиозна: вы же видите, как я живу, но я верю в Бога. Перед сном я читаю молитву. На корабле я каждый вечер молила у Бога, чтобы он послал мне хорошую пьесу. Все так неожиданно. Вдруг появляется молодой человек, Цуцик, с пьесой, которая способна выразить мою душу. Ну разве это не чудо? Вы не верите в себя?
– Как можно верить хоть во что-то?
– Вы должны поверить. Это и моя трагедия – у меня не хватает веры. Только начинает происходить что-то хорошее, я сразу предвижу трудности, несчастный случай, и он случается. Так было с моей любовью. С моей карьерой. А режиссер есть у вас на примете?
– Нет смысла искать режиссера, пока пьеса не кончена.
– На этот раз я не позволю себе сомневаться. Пьеса должна у вас пойти хорошо. Основную линию мы сейчас наметили. Сэм Дрейман даст вам аванс – пятьсот долларов, а здесь, в Польше, это большие деньги. Вы женаты?
– Нет.
– Вы живете один?
– У меня была девушка, но мы поссорились.
– Можно мне спросить почему?
– Она коммунистка и собирается ехать в сталинскую Россию.
– Почему вы не женитесь?
– Я не верю, что два человека могут любить друг друга вечно.
– У вас хорошая комната?
– Я должен съехать оттуда. Меня выгоняют.
– Снимите хорошую комнату. Отложите другую работу и сосредоточьтесь на нашей пьесе. Как она будет называться?
– «Девушка из Людмира и два ее диббука».
– Слишком длинно. Предоставьте это мне. Сколько вам понадобится времени, чтобы написать пьесу?
– Если все пойдет хорошо, недели три. По одному акту в неделю.
– Как вы себе представляете эти три акта?
– В первом акте девушка и богатый хасид полюбят друг друга. Во втором акте должен неожиданно появиться мертвый музыкант – создается конфликт.
– По-моему, музыканту лучше бы появиться в первом акте.
– Вы совершенно правы.
– Не соглашайтесь так сразу. Автору не следует быть таким уступчивым.
– Но ведь я не драматург.
– Раз вы пишете пьесу, вы драматург. Если сами не будете принимать себя всерьез, то никто этого не сделает. Простите, что говорю в таком тоне. Все это я могла бы сказать и себе. Сэм Дрейман верит в меня, даже слишком. Быть может, только он один и верит в мой талант. И вот почему…
– Я тоже верю в вас!
– И вы тоже? О! Благодарю. Чем же я это заслужила? Видимо, кто-то там не хочет, чтобы со мной было покончено. Наверно, Провидение привело вас ко мне.
Глава третья
1
Сэм Дрейман, как и обещал, предложил мне аванс в пятьсот долларов, но я отказался брать такую большую сумму. Мы договорились, что я возьму пока двести долларов. По валютному курсу их обменяли на тысячу восемьсот злотых. Мне начинало везти. Нашлась хорошая квартира на Лешно за восемьдесят злотых в месяц. Заплатив за три месяца вперед, я стал обладателем большой комнаты, оклеенной светлыми обоями, с центральным отоплением, добротной мебелью и ковром. Владелец Исидор Каценберг прежде был фабрикантом, но разорился из-за непомерных налогов. Дом
Все произошло необычайно быстро: только вчера Сэм Дрейман дал мне денег, и вот сегодня я уже переезжаю. Имущество мое поместилось в двух чемоданах, я упаковал их и сам отнес на новую квартиру. Горничная хозяев, Текла, молодая крестьяночка, уже натерла пол до зеркального блеска. В комнате стояли кровать, диван, мягкие стулья, а в конце длинного широкого коридора – телефон, и я мог им пользоваться за плату: восемь грошей за каждый разговор.
Боже милостивый! И в какой же роскоши я оказался! Я заказал костюм у портного. Одолжил Файтельзону пятьдесят злотых. Он пытался было возражать, но я насильно всучил ему деньги и пригласил пообедать в кафе на Белянской. Рассказал ему о пьесе, и он дал несколько полезных советов. Файтельзон и сам собирался заработать – Сэм Дрейман просил его сделать паблисити. Мне не приходилось раньше слышать это слово, и Файтельзон объяснил, что оно значит.
Морис не спеша пил чай и рассуждал:
– Ну какое паблисити я могу сделать? Не буду же я хвалить пьесу, если она мне не понравится. Наверно, Сэм Дрейман – мультимиллионер. У него противная, злющая жена и взрослые дети, для которых он чужой. Они богаты и сами зарабатывают. Что ему делать со своим богатством? Он хочет тратить как можно больше. Эта Бетти, должно быть, вернула ему потенцию. В Америке я не был с ними знаком, только слыхал про них. Кажется, даже видел его как-то раз в «Кафе-Рояль». По профессии он плотник. Приехал в Америку после тысяча восемьсот восьмидесятого года, стал строительным подрядчиком в Детройте. А когда Форд построил автомобильный завод и начал платить рабочим по пять долларов в день, толпы стали стекаться в Детройт со всей Америки; Сэм Дрейман строил жилые дома, а в Америке, если ты удачно начал, деньги сами идут к тебе, и этому нет конца. В тысяча девятьсот двадцать девятом году он потерял состояние, но и осталось у него порядочно. Следовало бы все-таки взять у него эти пятьсот долларов. Он теперь будет думать, что вы просто шлемиль [35] .
35
Шлемиль – здесь: неудачник.
– Я не могу брать деньги за то, чего нет.
– Ну почему же нет? Напишете хорошую пьесу. Американец воображает, что если хорошо заплачено, то вещь стоит того. Дайте ему кусок дерьма, но сдерите за него побольше, и он вообразит, что это золото!
Я собрался было пойти домой и засесть за работу, но Файтельзон пустился в рассуждения о «путешествиях души».
– Психоанализ бессилен, – сказал он. – Пациент приходит к психоаналитику, чтобы его вылечили, другими словами, чтобы стать как все. Он хочет избавиться от своих комплексов, и психоаналитик должен помочь ему в этом. Но кто сказал, что быть здоровым лучше? Те, кто вместе с нами участвует в «путешествиях души», не знают границ. Мы собираемся вечером в комнате, гасим свет и даем волю нашим душам. Человеку надо позволить быть самим собой, чтобы он смог понять, чего же он в действительности хочет. Настоящий тиран вовсе не тот, кто доставляет другим физические мучения, а тот, кто порабощает душу. Эти так называемые гуманисты – воистину поработители душ. Моисей и Иисус, автор Бхагавадгиты и Спиноза, Карл Маркс и Фрейд. Дух есть игра, не подчиняющаяся ни правилам, ни законам. Если прав Шопенгауэр, что слепая воля – действительно вещь в себе, суть всего, то почему же не позволить человеку просто хотеть?