Шрифт:
Я проснулся, подчиняясь воле старого зова. Это было похоже на покалывание, приподнимающее волосы на затылке, и спускающееся по позвоночнику вниз, словно по детской горке в аквапарке. Игнорировать его было невозможно. Хотелось собирать вещи в чемодан, и не аккуратно, а швыряя как попало; хотелось завести мотор автомобиля, хотелось слышать, как он вибрирует в каждом изгибе черного корпуса. Перед глазами расстилалась полутьма отельного номера, голубая и неприрученная, а прямо за ней будущее рисовало растекающиеся малиновые сливки рассвета в зеркале заднего вида моего Форда Мустанг 1966 года выпуска. Я видел одновременно настоящее и уже минувшее. Больше никаких собственных снов, на ближайшие несколько недель – только чужие. Но давайте по порядку.
Когда я только появился на свет, меня назвали Леви, что переводится с иврита как «сопровождающий».
Что это окажется за пассажир, решало само провидение, которое общалось со мной образами и снами, посылая координаты местонахождения заветной персоны, и много, действительно много информации о жизни моего будущего спутника. Все эти люди, которых я отвозил, были совсем непохожи друг на друга, – как снежинки, или звезды в небе, и, если крепко задуматься, то их объединяла лишь известность. Но не обязательно та известность, о которой вы подумали, не политическая, не творческая, и даже не скандальная. Мои пассажиры прославились своими гуманистическими качествами. Они сделали что-то хорошее для этого мира, хотя иногда их заслуги замечало лишь мое начальство. И дарило в ответ исполнение одного желания. От меня требовалось встретить счастливчиков и обеспечить им комфортное путешествие. Мне не нужна была карта. Потому что я сам становился картой.
Пудинг из облаков ложился на ветровое стекло мчащегося Форда Мустанг, и в дате выпуска моей машины скрывалась еще одна ирония. До того, как мое руководство разрешило мне приобрести любой автомобиль, в котором мне будет комфортно возить людей, я часто ездил во сне на этом блестящем красавце, внутри которого рокотала мощь и свобода. В полудреме я касался руками в красных перчатках руля, и смотрел на бескрайнюю дорогу, серпантин из хлопушки, которому не было конца. Лента Мебиуса, наложенная на земной шар.
Мустанг 66-го года несется по шоссе номер 66 – и вот это стало правдой. Я не мог знать, как выглядит эта американская Дорога Жизни, я не видел ее в кино, и не читал о ней книг, не слушал в пол уха городские легенды о мистике и ворохе случайностей, творящихся на шоссе 66. Я даже не жил в Америке… но в тех давних сновидениях ко мне являлась та самая, заветная автострада.
Человек в черной куртке из эко-кожи, большой босс, сказал, что теперь, присоединившись к их тайному обществу Проводников, я смогу расплачиваться любой мелочью или ерундой за самые большие и незначительные покупки. Это мой дар Сопровождающего, его уже никто не отнимет. Мне больше никогда не понадобятся деньги. Я решил, что это шутка, и пошел в автосалон с металлической крышечкой от «Кока-колы». Как ни странно, продавец решил, что у меня в руках чековая книжка, и уверенно принял мой платеж. Руки холодила стеклянная бутылка газировки, запотевшая от холода напитка и чуть-чуть – от моих переживаний и абсурда ситуации.
«Поздравляю, сэр, вы…», – начал продавец в ковбойской шляпе, и я не вслух закончил фразу за него: «Герой нашей передачи «Розыгрыш»», «Смотрите прямо в скрытую камеру», «Просто идиот какой-то».
«Владелец этой красотки», – возразил моим мыслям мужчина и ухмыльнулся одними пепельными усами, вручая мне брелок с ключами.
«Леви, как проводнику, вам также предоставляется способность убеждать в своей правоте. Люди будут вам верить. Не злоупотребляйте этим», – всплыли у меня слова шефа в голове.
Мой последний сон, то есть не мой сон, а ее, – ее последний сон говорил, что сейчас путь лежит в занесенный метелью городок, давным-давно оставленный викингами. Под солнцем Калифорнии он казался искаженным миражом из снежного шара с книжной полки. Я не увидел ее лица, но образ девушки уже начал конструироваться в разуме, собираясь из деталей прошлого, словно гигантская модель Лего. Не старше тридцати, идеалистка из той породы человечества, которая не ждет, когда кто-то решит за нее, а сама отправляется распутывать клубок из чужих проблем. Пока большинство рассуждало о необходимости помочь кому-то, и толкало речи с трибун, о том, что «Хорошо бы…», она просто шла и делала. Создала свой фонд защиты бездомных животных, привлекла прессу, нашла спонсоров. Не боялась запачкать руки, смывая грязь теплой водой с мылом с братьев наших меньших. Лазила по подвалам с фонариком, вытаскивая на свет то, что остальные пытались упрятать подальше во тьму, в пограничье разума. Она по-настоящему понимала – не обязательно родиться миллиардером, чтобы кого-то спасти. А я, в свою очередь, понял, почему руководство остановило свой выбор на ней.
Каждый американец знает, что шоссе 66 начинается в Чикаго и заканчивается в Калифорнии, почти все местные в курсе, что его прокладывали по бывшим тропам индейцам и крупным путям миграции диких животных. Но почти никто не догадывается, что самая знаменитая автострада продолжается и дальше, хотя ни в одном архиве невозможно обнаружить географических свидетельств этого факта. Об этом помнят лишь звери, и, может быть, наследники племен коренных американцев. Дорога, известная под номером 66, опоясывает планету, переходя на другие континенты, и создает короткий, самый надежный путь.
Не для каждого она безопасна. Даже проводникам следует быть осторожными и осмотрительными: селиться только в проверенных мотелях, останавливаться возле знакомых закусочных. Это шоссе 66, детка, и здесь каждый новый день путешественников может поджидать что угодно. Бесполезно планировать, бессмысленно пытаться предугадать свою судьбу. Если ты отдал предпочтение самому быстрому способу добраться до цели, то должен быть готов к любому повороту событий. Отныне твоя жизнь – в чужих руках, но смелым удача всегда сопутствует. Смелым, а не бесстрашным, – нутром чувствовал я. Никто не любит глупой самоуверенности, особенно госпожа Фортуна. Поэтому в моем голубом чемоданчике лежали разные вещи и артефакты, которые я находил на дороге, и которые являлись добрыми знамениями. Я также помещал в него предметы, полученные в подарок, и безделушки, приобретенные в индейских лавках. Я называл их «моя рандомная надежда на спасение». Например, у меня были: череп с рогами, разноцветные музыкальные шарики, ловец снов, одна серебряная монета, одна золотая монета, одно кольцо из меди, павлиньи перья, любовное письмо из 19 века, кусочек коры тысячелетнего дерева, губочка для тела в упаковке, и еще много чего. Я коллекционировал обереги, инструменты для обмена, вещицы, вместо которых я мог получить ответы, или дружественную услугу, втайне надеясь, что до практического их использования очередь и время просто не подойдет.
Я заночевал прямо в своей машине, откинувшись вместе со спинкой сиденья назад, и занял странное, не в чистом виде сидячее, и не совсем лежачее положение. Перед этим я осмотрел дорогу, вслушался в шорох кустов, и посыпал салон обычной солью, которую забрал из придорожного кафе. По полу и сиденьям я разложил засушенные листья вербены… Соль и вербена были призваны отогнать все враждебное и неблагоприятно настроенное потустороннее. А у розмарина мне просто нравился запах.
Я видел улочку, на которой стоял ее дом – узенькая, мощеная булыжником, бодро взбирающаяся по холму вверх. Девушка чувствовала теплоту и привязанность к этому месту, я вместе с ней испытывал все эти радостные, захлестывающие океаном эмоции. Я смотрел ее глазами на витрину лавочки со сладостями, ощущая головокружительный уклон улицы. На город грациозно падал снег, а каждая маленькая ледяная снежинка словно решила, что она получила партию в балете «Лебединое озеро». За стеклом в золотистом свете гирлянд были выложены красивые крендельки, пирожные и булочки в окружении инсталляции из белых домиков. В отражении я поймал лицо светловолосой леди, чьи щеки мороз окрасил в нежно-розовые оттенки полотен Моне. Из-под вязаной красной шапки выбивались вьющиеся пряди, едва касающиеся укутанной шарфом шеи. Позади нее, и одновременно на ее месте стояла моя высокая фигура. Каштановые волосы, светло-серые глаза и пухлые губы обрекли меня на детство, полное ути-пути-пощипываний за щечки от всех тетушек и бабуль. Все эти восторженные жесты от моих родственниц сопровождались печальными вздохами дядюшек, рождающих комментарии всегда одного содержания: «Вы же в курсе, что вам однажды придется отдать его в модели? А там, знаете ли, и до низкопробных реалити-шоу недалеко…».