Шотландия: Путешествия по Британии
Шрифт:
А второй, Уолш, прирожденный моряк и отлично знает свое дело. Он сам напросился плыть со мной на своем мановаре… Прощайте, мой друг, надеюсь, вскорости смогу Вам сообщить более приятные новости. P. S. Забыл сказать: я намереваюсь высадиться где-нибудь в районе острова Малл».
И вот пригожим июньским вечером 1745 года молодой человек с легкой бородкой (последнее приобретение принца) взошел на палубу «Дютель», стоявшей на рейде в устье Луары. С ним семеро спутников. Решили, что Чарльз будет изображать молодого аббата, намеревающегося посмотреть мир. Пусть так, ему не в первый раз играть чужую роль. Принц был одет в прямой черный сюртук, простую рубашку, на шее батистовый шарф, на ногах — черные чулки и черные туфли с медными пряжками. Простая черная шляпа крепилась тесьмой к одной из пуговиц сюртука. Бриг спустился ниже по течению Луары, где встал на прикол и целую неделю простоял в ожидании запаздывающего мановара. В те дни молодой священник пишет еще одно письмо секретарю своего отца: «Благодарение Богу, я чувствую себя отлично. Правда, у меня был приступ морской болезни и, боюсь, следует ожидать
Наконец корабли вышли в открытое море. На четвертый день случилось несчастье: английский мановар атаковал «Элизабет». Завязалась ожесточенная схватка, которая длилась шесть часов. Юный священник сходил с ума, наблюдая сражение со стороны. Он бесновался на палубе — молился, умолял, приказывал, чтобы маленький бриг поддержал своими орудиями гибнущую «Элизабет». Однако капитан «Дютель» посоветовал не в меру воинственному аббату попридержать эмоции. На правах командира корабля он запретил вступать в бой, а юношу — ежели тот будет мешать — пообещал запереть в каюте. Сражение продолжалось до самой ночи, и залпы бортовых орудий ярко освещали морскую гладь. К десяти часам все закончилось. Оба корабля серьезно пострадали. Английский мановар удалялся, кардинально поменяв курс. Плачевное состояние «Элизабет» не позволяло ей продолжать плавание, и капитан принял решение на тихом ходу идти в близлежащий Брест. Молодой человек в одежде аббата стоял на палубе и со слезами на глазах наблюдал, как уплывала большая часть его оружия и припасов. Может, «Дютель» тоже следует повернуть назад? Нет! Юный священник ни минуты не колебался. Он отправится в Шотландию один! И маленький бриг продолжал двигаться прежним курсом. В целях безопасности они шли в кромешной тьме, лишь крошечная лампа освещала компас. Да и этот неверный огонек загородили со всех сторон, чтобы ни один лучик не пробивался наружу. В какой-то момент в поле зрения появились два британских мановара, но «Дютель» спас опустившийся туман — под его покровом маленькое судно незаметно проскользнуло к каменистому острову. Высоко в небе над ним парил беркут, и один из спутников аббата обратился к нему с такими словами: «Король птиц приветствует ваше высочество. Он рад вашему появлению в Шотландии».
«Дютель» встала на якорь в маленькой гавани. На воду спустили баркас, который и доставил группу на берег. В воздухе разносился запах горящего торфа. Тяжелые облака пролились дождем. Путникам посчастливилось изловить несколько камбал, и они зажарили рыбу прямо в белой золе торфяного кострища. Так, спустя восемнадцать месяцев после своего тайного бегства из Рима, принц Чарльз впервые ступил на землю предков. Это стало началом восстания сорок пятого года.
С этого мгновения Чарльз упрямо следовал намеченным путем — у всех на виду, под беспощадными прожекторами истории. В предыдущие восемнадцать месяцев фигура принца скрывалась в полумраке безвестности, мы могли наблюдать за ним лишь опосредованно — через пару-тройку строчек в письме, какую-то фразу в мемуарах, протоколы министерства иностранных дел или обрывочные записи в дневнике. Прибыв в Шотландию, он вступил в полосу ослепительного света. Отныне каждый его шаг на виду. Мы знаем, как он обрабатывал и склонял на свою сторону Лохиела. Нам известно, как он сбросил ненужные уже одежды священника и, облачившись в килт, произнес по-гэльски тост за здоровье своего отца. И мы читали, как ранним утром 19 августа 1745 года Чарльз сел в гребную шлюпку, поднялся по Глен-Шиел и высадился на заболоченном берегу Гленфиннана. Он ждал, что его будет встречать толпа, а обнаружил всего несколько человек из клана Макдональдов. Чайки кружили над головой принца, как сейчас кружат над его монументом. Два долгих часа пришлось ему провести в ожидании: с тяжелым сердцем и недобрыми предчувствиями Чарльз мерил шагами берег. Затем разнесся звук волынок, из-за холмов появился Лохиел с Камеронами. Принц распорядился развернуть отцовское знамя. Вперед кое-как вышел маркиз Таллибардин: старый, немощный, он ковылял, с обеих сторон поддерживаемый молодыми горцами. Красное шелковое знамя с белым пятном посередине развевалось и трепетало на горном ветру. Маркиз Таллибардин, все так же опираясь на помощников, слабым дребезжащим голосом зачитал прокламацию, подписанную в Риме Яковом VIII. В ней монарх развенчивал германского узурпатора и призывал всех своих верноподданных присоединиться к штандарту законного короля. Затем слово взял Чарльз. Он произнес страстную речь. Говорил, что приехал потому, что знает: истинные горцы готовы жить или умереть за него. Он, в свою очередь, тоже принял решение бороться до конца — победить или умереть вместе со своими людьми. Среди собравшихся присутствовал один невольный слушатель — капитан английской армии по имени Суитенгем, которого захватили в плен в ходе одного из первых столкновений возле Спин-Бриджа. Принц Чарльз обращался с пленным весьма корректно, затем и вовсе освободил его, сказав на прощание: «Ступай и расскажи обо всем, что здесь видел. И передай своему генералу: я пришел, чтобы сразиться с ним».
Ну, и скажите, какой драматург смог бы лучше выстроить эту мизансцену, чем принц Чарльз?
Сидя на невысокой ограде монумента в Гленфиннане, я пытался представить себе те чувства, которые принц возбуждал в людях. Прежде всего, он был Стюартом и в полной мере обладал роковым обаянием, присущим этому семейству. Кроме того, принц представлял собой великолепный образчик романтического анахронизма. Когда Дон-Кихот, облаченный в потертые латы, ехал верхом на верном Росинанте, он едва ли вызывал сочувствие у окружающих — люди смеялись над ним. Ну что ж, их можно
Вы только подумайте, насколько редкий шанс выпал принцу Чарльзу! Странствующие рыцари — донкихоты и мечтатели — безнадежно устарели к 1745 году. И даже Лохиел оказался чересчур старым, чтобы играть в древнюю игру. И все же… Покажите мне католика, да еще живущего в атмосфере давно минувших дней (когда и мир, и люди были храбрее и благороднее), который отказался бы последовать за юным принцем, который не принял бы участия в самоубийственной авантюре, окончившейся на обледенелой пустоши Куллодена.
Дорога из Кинлохайлорта в Арисайг тянется сначала вдоль воды, затем, изгибаясь, карабкается по склонам холмов, и каждый ее ярд завораживает своей необычной, почти сверхъестественной красотой. Подобное я видел лишь на западном побережье Ирландии, где прибрежные холмы столь же непостоянны и переменчивы, как нрав у капризной девушки.
Здесь, по пути в Арисайг, перед вами открываются неповторимые виды. Если подняться повыше, можно разглядеть множество странных крохотных островков, разбросанных по поверхности моря. Остров Эгг выделяется среди них своими отвесными, как стена, холмами. На юге темнеют крутые горные кряжи Малла, а под ногами расстилается водная гладь Лох-Айлорта.
Одна из самых прелестных деталей пейзажей Западного Хайленда — это заросли шафрановых водорослей, которые более или менее широкой полосой окаймляют все соленые озера. Существует три различных вида водорослей, и все они, как я полагаю, богаты йодом. Недаром местные жители использовали их в былые времена для изготовления краски. В Ирландии и сегодня можно видеть девушек, которые таскают полные корзины этих водорослей на картофельные грядки.
Невозможно выразить словами ощущение тишины и покоя, которое охватывает в здешних местах! И тем более сильное впечатление производит одинокий камень у дороги, который «установлен в память о Сьюзен Маккалум, семнадцать лет содержавшей постоялый двор в Кинлохайлорте».
В уютных, обжитых местах подобные памятники не возводят. Именно здесь, где путникам зачастую приходится идти, согнувшись в три погибели под штормовым ветром, или преодолевать завесу проливного дождя, возможно оценить мужество и благородство женщины, которая на протяжении целых семнадцати лет предоставляла всем нуждающимся тепло, кров и еду.
Я долго стоял, глядя на Лох-Нан-Уав — широкий рукав морской воды в окружении неизбежных золотых водорослей, а перед моим мысленным взором вставал «Дютель», медленно выплывающий из-за холмов, чтобы бросить здесь якорь. И я подумал: какой великолепный получился бы мемориал, если б на одном из этих островков установили реконструированный бриг принца Чарльза. Чтобы люди поднимались на прибрежный холм и замирали в безмолвном удивлении — так, как это происходило в далеком 1745 году!
Уже несколько часов я шел и не встречал ни единой живой души. В очередной раз свернул за валун и вдруг увидел в двадцати ярдах от себя огромную птицу, сидевшую на сломанном дереве. Она тут же снялась с места и, расправив мощные крылья, улетела за холмы. Канюк.
Добравшись до Бойсдейла, я встретил первого человека. Это был молодой мужчина, он лежал на животе возле ручья и брился, глядя в воду, как в зеркало. Стоило ему раскрыть рот, как я сразу определил, что он родом из Гэллоуэя. На земле рядом с ним стояла большая корзина, накрытая черным дерматином. Парень был коробейником.
В его корзине обнаружилось множество мелких грошовых предметов, отсутствие которых затрудняет развитие нашей цивилизации: рулетка, английские булавки, гвозди с большой шляпкой, пуговицы, шпильки для волос. Коробейник оказался странным молодым человеком. Мне всегда казалось, что бродяги и коробейники либо зануды, либо философы. Увы, очень трудно соблюсти золотую середину между этими двумя градациями.
Парень рукой вытер мыло с подбородка и ополоснул бритву в ручье, от чего вода на мгновение сделалась мутно-молочной. Затем уселся, окинул взглядом вершины холмов и сплюнул. Он заявил, что это собачья жизнь — изо дня в день топать по дорогам с корзиной за плечами.