Шотландия: Путешествия по Британии

Мортон Генри Воллам

Каждое судно флотилии, по сути, представляет собой индивидуальное производство, которое работает либо с прибылью, либо с убытками. И хотя формально они могут принадлежать одной крупной компании, все же в море каждый выходит на свой страх и риск. И маршрут каждый для себя определяет сам. Хорошо, если там окажется рыба, иначе ни о какой прибыли речи не идет. Когда я узнал, какой годовой план устанавливается для среднего 80-тонного траулера, у меня волосы дыбом встали.

— Эта лодка начнет приносить мне деньги лишь после того, как мы сдадим «обязательный» улов — на 6 тысяч фунтов стерлингов в год, — пожаловался Шкипер.

Мы продолжали беседовать о рыболовах и их нелегкой

жизни. Я начинал понимать, что эти люди, ведущие свой нелегкий промысел на просторах Северного моря, представляют собой совершенно особое племя — наподобие шахтеров. Они никогда не осядут на берегу, любовь к морю и рыбной ловле у них в крови. Я с удивлением узнал, что, оказывается, все члены команды (за исключением, кажется, одного) люди семейные. В сказках и народных легендах моряки если и женятся, то только на русалках. В действительности же, наоборот, жены моряков оказываются обычными женщинами, связавшими свою жизнь с какими-то легендарными, неуловимыми созданиями — типа водяных! Странно было думать, что эти люди, женатые, казалось бы, исключительно на своей бесконечной работе, имеют друзей, любимых, семьи на берегу.

— Н-да, рыболовы, конечно, особый народ, — сказал Шкипер. — Я еще помню, как плавали в старину. В те времена верили в приметы и магию. Например, многие команды отказывались выходить в море по пятницам: считалось, что не будет удачи. Ну, а коли уж ты вышел в море, то упаси тебя Бог помянуть вслух священника или некоторых животных — лосося, скажем, кролика или свинью. Иначе жди беды! Если же кто-нибудь произнес эти слова на берегу, то рыбаки считали своим долгом поскорее коснуться металлической набойки на каблуке. Якобы это снимало заклятие.

Шкипер снова слегка подправил курс, и мы перешли на следующую тему — о войне и искусстве траления мин.

— На минных тральщиках попадались по-настоящему крутые парни, — начал Шкипер. — Но и чудиков всяких хватало. Порой такое случалось, что прямо обхохочешься! Помню, был у нас один типчик, ну ни к чему не пригодный. Абсолютно бесполезный человек. Естественно, мы всеми правдами и неправдами старались от него отделаться! И вот как-то раз во время ланча приходит к нам комендант по береговым складам и спрашивает: «Есть у вас кто на примете для особого дела?» Мы тут же решили: вот он, наш шанс, грех не воспользоваться. Говорим: «Да, есть отличный работник!» и называем фамилию этого парня. Ну, думаем, наконец-то освободились от своего недотепы — радовались, как дети. И что бы вы думали? Приходит приказ: на следующий день явиться при полном параде. Ну, мы приходим, как велено. Наступает опять обеденный перерыв, и угадайте, что происходит! Появляется комиссия, и прикрепляет чертову медаль на грудь этому придурку! Им, видите ли, некогда было разбираться, кто какой работник, взяли кого посоветовали. Просто в голове не укладывается! Так, время тащить сеть…

Снова зазвенела корабельная рында. Члены команды один за другим появлялись из недр траулера и собирались на правом борту. Сеть пошла вверх!

Небо, которое до того выглядело таким же пустынным, как и море, вдруг заполнилось трепещущими крыльями. Как по мановению волшебной палочки, появилось сначала двадцать, затем тридцать, а потом и добрая сотня чаек всевозможных размеров и расцветок. Скоро вокруг траулера собрались уже тысячи жадных, голодных птиц. Они описывали круги над нашими головами, пикировали, плавали на воде. Кого здесь только не было: и обычные чайки, и седлистые гуйи, и очаровательные, похожие на голубок моевки с клювами нежного фисташкового цвета, и крупные серебристые чайки, и красавицы олуши с длинными шеями и желтыми ястребиными глазами.

Вся

эта птичья братия слетелась на звук лебедки, а вид поднимавшейся сети поверг их в состояние лихорадочного возбуждения. Вот на поверхности воды показались траловые доски. Члены команды покрепче ухватились за сеть и начали тянуть. Тем временем птицы тоже не теряли времени даром. Сначала один баклан камнем шлепнулся на воду, вслед за ним другой. Через пару секунд обе птицы вынырнули с бьющимися рыбками в клювах.

Как только сеть поднялась настолько, что стал виден улов, морская поверхность пришла в движение. По меньшей мере двадцать олуш нырнули одновременно — сквозь толщу зеленой воды я видел их белые тела. Там, на глубине они сражались за право первым выдернуть рыбу сквозь ячейки трала. Это были, так сказать, ударные части огромной и голодной птичьей армии.

Еще несколько усилий команды, и гигантский мешок с рыбой повис на подъемной стреле. Сеть медленно раскачивалась над палубой, с нее струйками стекала морская вода, а внутри билась, прыгала, пыталась выскочить пойманная рыба. Целый мешок морской жизни, выловленной на дне. Я видел бьющиеся хвосты камбалы, распахнутые рты трески и сельди, извивающиеся кораллово-красные тела морских ежей. Кто-то потянул за веревку, и вся гора рыбы с грохотом обрушилась на палубу.

Невероятная куча мала! Казалось, пришел конец какому-то знаменитому аквариуму. Палтус, камбала, треска, пикша, полосатая зубатка, морской черт, угорь, хек и еще десятки неизвестных мне сортов рыбы устилали палубу слоем толщиной в два фута.

Уловом пока никто не занимался, все это богатство лежало забытым, казалось, никому не нужным. А команда тем временем закидывала трал для нового трехчасового лова. Один только Шкипер остановился над кучей рыбы и принялся изучать улов. Он подцеплял треску за хвост и внимательно ее разглядывал, взвешивал на руке палтуса, выбрасывал бесполезную мелочь за борт, где она сразу же становилась добычей крикливых и жадных бакланов.

— Хороший улов?

— Неплохой, — сдержанно ответил Шкипер. — Камбалы бы побольше.

— Господи, да у вас горы камбалы!

— Могло быть и лучше…

Как только сеть вновь оказалась за бортом, команда приступила к работе. Шкипер снова встал к штурвалу. Все остальные — за исключением двух механиков, защищенных своим положением от неквалифицированной работы — уселись рядком вокруг «рыбьего садка» и вооружились ножами. Даже кочегар покинул жаркое чрево корабля и поднялся на продуваемую палубу. Даже кок оставил камбуз, чтобы принять участие в общем деле. И началась форменная резня. Люди доставали из кучи еще живую рыбу, вспарывали ей брюхо, вычищали внутренности и тянулись за следующей. Выпотрошенные тушки тщательно сортировались: камбала плюхалась в одну корзину, треска в другую, зубатка летела в третью и так далее. В какой-то момент Джордж извлек из рыбной кучи осьминога, мрачно изучил его и вышвырнул за борт. Ну надо же! Единственная рыба (знаю, знаю!), чью смерть я бы приветствовал, поскольку подозревал, что в один прекрасный день это чудище может объявиться у берегов Борнмута.

Самой необычной рыбой, на мой взгляд, является морской черт, или удильщик. Представьте себе непомерно большую пасть, сразу переходящую в жирный съедобный хвост. Обычно удильщик лежит на морском дне, прикрыв усиками свой чудовищный, похожий на пещеру рот. На конце этих усиков — или удочек, как их еще называют — имеются фосфоресцирующие пятнышки, которые светятся в темноте. Привлеченные этим свечением, мелкие рыбешки подплывают поближе и оказываются в пределах досягаемости жуткой пасти морского черта. Что происходит дальше, рассказывать не надо.